– Он сильно ослаб после химиотерапии. Я больше не могу смотреть, как он мучается и тает у меня на глазах. Неужели ничего нельзя сделать, Витя?! – воскликнула она, вцепившись в руку мужа.
– Я разговаривал с лечащим врачом, – смахнув набегающую слезу, ответил Виктор.
– И что? Что он говорит? Мне кажется, они от меня что-то скрывают. Ты узнал, Витя?! – затеребила Ирина руку мужа.
– Узнал, – опустил он голову. – Сейчас требуется, сказал врач, комплексная терапия, то есть лекарственные препараты. А их в больнице мало. Он попросил достать их, но они очень дорогие. На весь курс лечения потребуется большая сумма.
– Сколько, Витя? Мы должны её достать. Сколько?!
Виктор назвал стоимость необходимых лекарственных средств, и Ирина, охнув, замолчала.
– Таких денег никто нам взаймы не даст, – наконец, заговорила она. – Работу нашёл?
– Ищу, но хорошо оплачиваемую найти сейчас очень трудно. Город маленький. Надо искать в Москве. Но, если и найду, то не с кем будет оставить Машеньку. Понимаешь, Ира? Снимать же квартиру, пусть даже комнату, – дорого, и от хорошей зарплаты мало что будет оставаться.
– Все понятно, дорогой, – задумчиво ответила Ирина. – Тогда надо продавать квартиру и покупать однокомнатную.
– Продавать квартиру?
– Да.
– Я уже думал об этом, но она твоя, и тебе решать.
– Если что с Игорьком случиться, Витя, мне уже ничего не нужно будет, кроме Машеньки… – и со слезами на глазах Ирина стала обнимать и целовать притихшую дочь.
– Как ты, моя дорогая? Скучаешь по маме?
Но Маша показала на рассматривающего яблоко Игорька и сказала:
– Он не хочет со мной играть… Наверно, не может, мам?
– Не может, доченька! Не может, – снова разрыдалась Ирина, обхватила дочь за голову и прижала к себе.
Виктор нагнулся над сыном, хотел поцеловать его ручку сквозь свою марлевую повязку, но услышал предостерегающий голос жены:
– Витя! Сейчас нельзя этого делать. Ты можешь его заразить. У Игорька сильно ослаблен иммунитет после химиотерапии.
Муж отпрянул и отошёл от кроватки.
– Извини. Я забыл, – виновато посмотрел он на жену.
– Идите домой, мои родные. Пойдёмте. Я провожу вас до лифта…
Виктор бросил взгляд на наблюдающего за ними Игорька и помахал тому рукой. Сын слабо улыбнулся в ответ и даже хотел поднять руку, но не смог и приподнял только ладонь. Таким Виктор и запомнил его на всю жизнь. Через три дня Игорёк умер на руках обезумевшей от горя матери.
Подмосковная осень в тот год выдалась необыкновенно тёплой и сухой. Безветренная погода не тронула засохшие листья, и они, жёлто-багровые, словно окрашенные кровью, медленно и нечасто падали с деревьев на аллею городского кладбища. Оказавшись внизу, листва жалобно шуршала под ногами, слегка поднималась в воздух от шагов и снова, бессильно и неуклюже, валилась на землю.
И этот пёстрый наряд деревьев, и почему-то очень синее небо с, казалось бы, уже неуместным в такую пору светом жгучего солнца, делали кладбищенскую тишину слишком нарядной. Природа умирала и, кутаясь в свой золотой саван, вызывала щемящую тоску и умиротворённость. «Всё не вечно, – шептала она мёртвыми листьями. – Вечен лишь Мир, в котором происходят круговороты рассветов и их угасаний».
В один из таких дней Виктор и Ирина брели через всё кладбище к могиле Игорька. Его похоронили рядом с бабушкой, последнее пристанище которой располагалось в конце погоста. Они почти не разговаривали, а Маша, уже зная дорогу, убежала вперёд и скрылась за поворотом.
