– Я здесь совершенно ничего не знаю, – сказал Бестужев. – Мне просто-таки необходим человек, способный на первых порах послужить советчиком в чужом житейском море… Это тоже некоторым образом труд, а всякий труд должен оплачиваться, не правда ли, если он честный?
– Пожалуй, так оно и есть, – кивнул Хайн, после одобрительного кивка Бестужева спрятавший золотой в кармашек для часов.
– Отлично, – сказал Бестужев. – Собственно говоря, я не собираюсь особенно вас затруднять…
И дело было слажено. Кто сказал, что немцы не берут денежек? Еще как берут, достаточно вспомнить Вену. Другое дело, что от Луизы денег не брали, потому что она была навязчивой чужачкой, а если один немец учтиво предлагает другому некоторые деньги за вполне законные услуги, другой немец их распрекрасным образом возьмет…
…Город Нью-Йорк, признаться, Бестужева в первое время форменным образом ошеломил. Он видывал Москву и Петербург, Вену и Париж, но этот город, признать должно, их превосходил. Чересчур уж высоченные здания вздымались во множестве, иные были не так уж и высоки, но не по-европейски помпезны. А главное – горожане…
Многолюдство, шум и суета превосходили все, что ему случалось наблюдать в помянутых четырех столицах. Американцы спешили как-то иначе, на другой манер, они находились в беспрестанном движении, над уличной толпой стоял деловитый гул, словно жужжание трудолюбивых пчел; сколько они ни ехали, Бестужев так и не увидел ничего похожего на европейские бульвары, где неспешно, людей посмотреть и себя показать, прогуливается праздная публика. Поток экипажей и грузовых телег, перемежавшийся многочисленными автомобилями, резко крякавшими гудками, громоздкие автобусы с восседающими на империале пассажирами, масса огромных вывесок на незнакомом языке, звяканье трамваев, дымящие и пыхтящие пассажирские поезда, передвигавшиеся на высоко поднятых над землей металлических эстакадах, долетавшие откуда-то неподалеку басовитые гудки судов… В какой-то миг Бестужев всерьез почувствовал себя одиноким пассажиром спасательной шлюпки, затерявшейся среди высоких океанских волн. Дома высоченные, при попытке разглядеть их крышу наверняка свалилась бы шляпа с головы, будь она при нем… Эта неумолчная болтовня, долетавшая с тротуаров, нескончаемые потоки людей, экипажей, автомобилей, эта незнакомая спешка, этот чужой ритм жизни… Страшновато было и подумать, что придется при необходимости замешаться в эту проворную толпу.
И, что гораздо хуже, Бестужев вдруг осознал, что совершенно не способен здесь работать так, как это ему без труда удавалось в Вене или Париже. Он попросту не мог сейчас определить, ведется ли за его экипажем слежка: и этот чужой ритм тому виной, и навалившиеся, как лавина, иное, незнакомое многолюдство, калейдоскопическое мелькание уличных толп…
Не подлежало сомнению, что Луиза, получив афронт в своих попытках проникнуть в больницу, поступит так, как поступил бы на ее месте даже не Бестужев, а любой новичок, делающий первые шаги в сыскном деле и усвоивший все наставления старших: установит за больницей наблюдение да причем позаботится, чтобы в распоряжении соглядатаев на всякий случай оказался и экипаж, а то и автомобиль, учитывая американский размах. В Вене она пользовалась автомобилем, которым, чертовка, сама же и управляла. А здесь она у себя дома, и частных сыщиков тут, надо полагать, бесчисленное множество…
