– Что случилось? – насторожился Кисейский.
– Я… – запнулся Святорад, – я не могу описать это словами…
– Уж попробуй! – Михаил злился на нерешительность витязя, хотя и сам начинал тихо паниковать.
– Это… нечто ужасное! – отчаянно воскликнул солдат. – Вы должны это увидеть!
Кисейский и Матрена прищурили глаза и обменялись запальчивыми взглядами.
***
Не прошло и десяти минут, как компания из пяти человек быстро приближалась к отдаленному продовольственному амбару по изолированному снежному тоннелю. Подол мундира Кисейского и шлейф покосной рубашки Матрены грозно развивались на ветру, словно плащи инквизиторов. Эти двое шли впереди. Из-за их плеч боязливо выглядывали заспанные головы Захара Ячменника и Ираклия. Земской староста был обязан прибыть на место неизвестного происшествия после того, как за считаные минуты вокруг общественной кладовой собралась целая толпа зевак.
Несколько целовальников обступило лестницу к предмостью хранилища, чтобы любопытные батраки не смогли пробраться внутрь. Какие-то добрые женщины успокаивали бедную Прасковью, которая до сих пор не могла оправиться после того, что ей пришлось увидеть.
Что касается Ираклия, этот подлиза просто увязался за Ячменником, как любил делать. Линию замыкал Святорад, сопровождавший персонал земской избы.
Ватага крестьян, окруживших амбар, мгновенно расступилась, когда они заметили экспедитора, дав группе спокойно пройти к лестнице. Одни сделали это из искреннего уважения, другие от страха, а были и те, кто зловеще глядел на Михаила исподлобья с дальних рядов. Казалось, некоторым крестьянам в этой деревне следователь уже успел не понравиться.
Но Михаил не намеривался отвлекаться на недоброжелателей, ведь его работа началась.
Следователь насупил бровь и безынтересно фыркнул, когда наступил в след запекшейся крови, тянущийся к двери. В то же время Матрена отвела встревоженный взгляд в сторону, а Ячменник и Ираклий побледнели от страха.
– Не будем медлить, – решительно скомандовал экспедитор, взъерошив жабо и толкнув дверь в сарай ногой.
Компания прошла внутрь. Смотря на яркий белый снег достаточно долго, их глаза отвыкли от темноты, поэтому первые несколько секунд они не могли видеть ничего. Но они чувствовали запах. Ужасающая некротическая вонь пропитала помещение…
Внезапно время остановилось. Ну, или, по крайней мере, так чувствовал Кисейский. В одно мгновение все перестало иметь значение, цвета затухли, а звуки исчезли. Ведь Михаил увидел полотно… полотно, туго натянутое между параллельных стен амбара как полная паутина. Свет из окон позади пробивал бесформенный и хаотичный холст насквозь, подчеркивая бесчисленное множество пигментных пятен и извилистых линий, похожих на кровеносные сосуды.
И конечно, в центре было лицо.
Пустые глаза, ноздри и рот, – это лицо застыло в гримасе душераздирающего крика в последний момент, пока кому-то принадлежало. Как и все другие части дубленого эпидермиса, который был развешен посреди продовольственного амбара, словно свежий шедевр изобразительного искусства, которым явно очень гордился его автор.
Худшие кошмары Михаила Кисейского, что преследовали его во снах и терроризировали каждую ночь, ужас прошлого, который он безуспешно пытался выдворить из своего искалеченного сознания многие годы, стали реальностью вновь…
Ковер из человеческой кожи с мольбой о помощи и осуждением смотрел на него пустыми глазницами.
