– Свенты Езус113! Царь Иудейский! Что ты такое говоришь, пан посланник! – воскликнула с отвращением пани Барбара, и перекрестилась.
– Прошу пане, истинный крест, так оно и есть! Лошади их – бакеманы, или по-другому – бахманы, не красивы и неказисты с виду, поджары, малорослы и неуклюжи, но зато отличаются быстротой и чрезвычайной выносливостью. Каждый татарин ведёт с собой в набег от трёх до пяти верховых коней, ибо часть их идёт в пищу, да и всадник всегда имеет возможность переменить усталых лошадей свежими, оттого покрывают они расстояния весьма скоро. В набеге кочевники заботятся более о своих конях, чем о себе, и без нужды не обременяют их. Кони их довольствуются степовой травою и даже по зимней поре приучены добывать её, разбивая снег копытом, потому ячменя с собою берут гололобые только на два-три дня. А коли конь утомляется так, что не может следовать за всадником, то татарин, ежели не дорежет его, то бросает в степи на попас, а на обратном пути всегда находит на том же месте отдохнувшим.
– Отчего же летом набегов меньше? – не унималась любопытная полячка.
– Летом им труднее скрыть своё движение, да и летом они менее свободны, чем зимою. И реки летом значительно замедляют продвижение. Встретив на своём пути реку, переправляются татаре вдруг, все разом, растянувшись вдоль реки иногда на милю. Для переправы каждый бусурмен сооружает для своих пожитков плот из очерета, который вяжет к хвосту лошади. Раздевшись, прошу пани, донага, одной рукой нечестивец держится за гриву коня, а другой гребёт. Иногда, вместо плотов берут они лодки, коли находят таковые, и кладут в них всю свою походную поклажу. Поперёк лодок кладут толстые жерди, к концам которых вяжут одинаковое, для равновесия, число лошадей. Плавать поганые114 не обучены, и, оторвавшись от гривы своего коня, обыкновенно сразу тонут. В собственных владениях эта сила лошадей и людей идёт медленно, неотвратимо и молчаливо, растянувшись длинным узким рядом. Который человек хоть единожды узрел Орду, тот уже вовек не забудет этого…
Есаул замолчал. Его лик, озаряемый розовым светом огня, необычайную выражал серьёзность. Складная речь и глубокий грудной тембр голоса действовали столь завораживающе, что все поневоле начали вертеть головами и тревожно поглядывать на тёмную стену леса.
Но пани Барбара, хотя отчаянно трусила и наперёд знала, что теперь не сомкнёт очей до самого рассвета, не будучи в силах перебороть своего природного любопытства, однажды уже погубившего род людской, просила есаула рассказывать далее.
Отхлебнув из чары и вытерев платком усы, Корса́к продолжил:
– Ввиду Запорожья Орда разбивается на чамбулы и применяет все средства и способы степовой войны, дабы обмануть наши бекеты: идут только ночами, избирая для движения низменные лощины и глубокие балки, таятся всячески и огня не разводят. А наперёд во все стороны высылают самых ловких и опытных наездников для поимки языка. Идут татаре налегке и не обременяют себя обозом, даже возов не терпят, ибо те помеха в набеге. Арматы у них тоже нет в заведении, так как крепости и замки они не воюют и вообще больших сражений всячески избегают. В набеге их главная цель – награбить поболе, взять ясырь и уйти с награбленным. Всех ясырей-христиан гонят они в Крым, где стремятся обратить в свою веру, а ежели невольник не принимает учения Мехмета115, то его продают, как безродную собаку, в рабство в Кафе либо Царьграде, – есаул замолчал, и какая-то тень набежала на его лик.
