А Сёма, забившись в угол верхней полки и закрывая глаза от бьющихся порывов ветра из открытого окна, сжимал в кулаке свой собственный кусочек солнца. «Сёёк, Сёёк! Владыка Иней-тас! Ты наша праматерь. Мы предстали пред тобою, мы пришли в гости, почитая тебя, мы молимся и кланяемся, не серчай на наш народ!.. Не заставляй страдать нашу черную голову, не ломай наши широкие кости, пусть будем мы здравствовать, пока наши черные головы не поседеют».
А соседи в соседнем купе, не зная национальных традиций Хакасии, делали «сек-сек» в каждом красивом месте, увиденном за окнами поезда…
Стон шин. Хлопок. Удар.
Ольга открыла глаза и потянулась за очками. Рука на тумбочке нащупала книжку, затем цветочный горшок и, наконец, тонкую пластиковую оправу. Посмотрела на часы у окна. Половина восьмого.
На улице крикнули, что-то зашипело, и вдруг завыла сигнализация.
– Выспалась, – пробормотала Ольга и потерла глаза, стараясь разогнать сонную пленку.
Она встала, машинально включила ноутбук и подошла к окну. Сдвинула груду цветных книг вбок, распахнула настежь раму.
Утренняя пробка тянулась по всему периметру ее дома. От магазина до автобусной остановки. А на перекрестке дымилась белая машина, в которой Ольга смутно могла опознать «Жигули». В ее боку торчала другая машина ярко-красного цвета, как окровавленная стрела. Обе машины подпирали качающийся фонарный столб. По форме белой машины, обнимающей его, было понятно, что внутри жизни не осталось.
Таксисты перебегали дорогу на красный. Где-то за домом, в алой, залитой восходом дали, распихивала пробку сирена «Скорой».
Ольга вздрогнула, будто стряхивая с себя налет неудачного утра, и отошла к столу.
«Джон бросил быстрый взгляд на Анну, сидящую во втором кресле рядом с ним. Она была одета очень изысканно. Новое черное платье, ожерелье, элегантно лежащее на груди, непрактичная шляпка, перчатки. Анна с выпрямленной осанкой, уравновешенная и спокойная, будто бы она сидела в офисе директора модного журнала каждый день. И почему бы ей не быть невозмутимой? Для нее, сидящей напротив массивного стола в комнате, наполненной мебелью из темного дерева и тенями. Окруженной полками, наполненными книгами, многочисленными артефактами здесь и там, случайными сувенирами из поездок. Анна поправила кончиком пальцев темные очки».
Нет, как все-таки странно, подумала Ольга. И так символично. Красная стрела в белом теле. Тут даже и думать не надо, кто виновен, а кто чист.
Она оторвалась от компьютера и снова подошла к окну. Почему-то ее тянуло смотреть в ту сторону. На занавесках прыгали отсветы от крутящейся мигалки пожарной машины. Улица наполнилась гулом. Около белого «жигуленка» собралась огромная толпа, обычно спешащая на завод на другой стороне улицы. Несколько мужчин с ярко-зелеными полосками пытались вытащить кого-то наружу.
Ольга накинула халат прямо на ночную рубашку и посмотрела в сторону ванной комнаты. Надо умыться.
Зачем?
Она никуда сегодня не пойдет. Она переведет за день две главы романа и снова ляжет спать. И уж точно она не пойдет в магазин на другой стороне дороги.
На улице зарыдала женщина. И у Ольги что-то закололо внутри. Она резко закрыла окно, задвинула шторы и плюхнулась в кресло, взвизгнувшее под ее тяжелым телом.
Неделю назад она тоже проснулась от криков. Тогда на этом же перекрестке иномарка переехала пожилую женщину. На красный. И тоже на красной машине.
