Но отец не стал ее разубеждать, лишь спросил:
– В тебе говорят эмоции, Цели, или рассудок играет в твоем решении не меньшую роль, чем сердце?
– Не меньшую. Я все продумала, папа. За всю жизнь я не принимала более продуманного решения.
– Чего ты нам недоговариваешь? – вмешалась мать, интуитивно чувствуя, что Целестиной движет не только голос крови.
Целестина рассказала о Нелле Ломбарди и о послании, переданном Фими доктору Липскомбу после того, как ее вывели из состояния клинической смерти.
– Фими… была особенная. Я думаю, и ребенок этот не такой, как все.
– Помни ее отца, – вставила Грейс.
– Да, помни, – согласился ее отец, священник. – Если кровь заговорит…
– Мы в это не верим, не так ли, папа? Мы не верим, что кровь заговорит. Мы верим, что рождены в надежде под пологом милосердия.
– Да, – согласился он. – Верим.
Послышался усиливающийся с каждой секундой вой сирены: к больнице Святой Марии неслась машина «скорой помощи». По улицам, полным жизни, везли человека, оказавшегося на грани смерти.
Она рассказала им о том, что Фими попросила назвать дочь Ангелом.
– В тот момент я решила, что она плохо соображает из-за кровоизлияния в мозг. Если ребенка усыновляют чужие люди, они и выбирают ему имя. Но я думаю, она понимала… более того, знала, что я захочу сама воспитывать малышку. Что я должна это сделать.
– Цели, – услышала она голос матери, – я так тобой горжусь. И очень люблю тебя за то, что ты приняла такое решение. Но как ты сможешь работать, учиться и заботиться о ребенке?
Лишних денег у родителей Целестины не было. Маленькая церковь отца не приносила особого дохода. Они оплачивали дочери лишь обучение в художественном колледже. Все остальное: аренду квартиры, питание, одежду – Целестина оплачивала сама, работая официанткой.
– Мне не обязательно получать диплом весной следующего года. Я могу ограничить число курсов и окончить школу годом позже. Невелика разница.
– Но, Цели…
– Я – одна из лучших официанток, – прервала она мать. – Поэтому, если я попрошу ставить меня только на обеденные смены, мне пойдут навстречу. Чаевых в обед дают больше. Если я буду работать в одну смену, то у меня будет четкий распорядок дня.
– А с кем в это время будет ребенок?
– С сиделкой. Моими подругами, родственниками подруг. С людьми, которым я могу доверять. С хорошими чаевыми я смогу оплачивать сиделок.
– Может, воспитывать ее должны мы, твои отец и мать?
– Нет, мама. Так не получится. Ты знаешь, что не получится.
– Я уверен, что ты недооцениваешь моих прихожан, – вставил отец. – Они не отвернутся от нас или малышки. Наоборот, раскроют ей свои сердца.
– Не в этом дело, папа. Ты же помнишь тот день, когда мы все были вместе. Помнишь, как Фими боялась того человека. Не за себя… за ребенка.
«Здесь я рожать не буду. Если он поймет, что я родила от него ребенка, он еще больше обезумеет. Я это точно знаю».
– Он не причинит вреда маленькому ребенку, – возразила мать. – У него нет для этого никаких причин.
– Если он безумен и зол, причины ему и не нужны. Я думаю, Фими не сомневалась в том, что он убил бы ребенка, узнав о его существовании. А поскольку мы не знаем, кто этот человек, то должны доверять ее интуиции.
– Если он такое чудовище и узнает о ребенке, – заволновалась мать, – ты не будешь в безопасности и в Сан-Франциско.
– Он не узнает. Мы должны принять все меры к тому, чтобы он не узнал.
Ее родители замолчали, погрузившись в глубокие раздумья.
