– Ну, что вы…
Но старик не позволил договорить:
– Нет, нет: простите! Итак, послушайте: Единка. Если не против, начну издалёка: учреждено наше село вольными крестьянскими, ремесленными и отставными служилыми переселенцами из коренных расейских губерний. Водворилась она, родимая, сюда давным-давно, аж века два с полтиной наскребётся. Сначала, правда, – всего-то зимовьём. Другим, третьим приросла через годы. Потом – гнездовьями станов раздвинулась, хуторков, пристанью обзавелась. Много позже стала сельцом, но какое-то время без церкви, а потому значение её было мало и неприметно. И жительствовала до сего лихого годочка хотя и в тревогах и даже потрясениях, но работяще и, любили присказать мои дед и отец, сердито. То есть, понимать надо, основательно да крепко, но никак, конечно же, не зло. А осели и потихоньку закоренились потому здесь люди, что, о чём прописано в истрёпанной писарской грамотке, закраина тутошняя зело блага и торовата, и куды ни кинь взоры, к чему ни коснись – лепота и милость Божья. Что туточки у нас ягодные да грибные кущи – без иронии говорю, райские! – и пажити, понятно, для человеков, – не стоит и говорить особо. Охотные и рыболовные промыслы и таёжные приволья с какими хочешь богатствами и кладовыми природными – тоже не дело расписывать и похваляться ими. Сенокосов – до зарезу, и сена́, что называется, на самый прихотливый запрос и вкус. Потому-то животинка у нас извечно тучная, гладкая, здоровёхонькая. Молочко бурёнок – благодать, да попросту дар, питие, и-и, эх: что́ слова! А древесное, лесхозовское дело оттого у нас здесь размахнулось исстари, что в ближайших от нас пятнадцати – двадцати верстах в Ангару впадают аж три полноводных реки. По ним лес сподручно, и почитай задарма, сплавлять и с ближних, и с дальних, и с каких угодно лесосек. Сплав по рекам, нужно отметить, позволял хотя бы как-то сберегать леса, не распугивать дичь, потому что не нужно было прокладывать много и широких дорог, большей частью обходились тропами и волоками к рекам. Не нужно было затевать крупных станов, поселений на десятки домохозяйств, складов и тому подобного. У лесов была возможность самостоятельно восстанавливать свою природную силу и стать. К тому же там, где мало людей, всяких строений, – меньше, замечено, и пожаров случается. В наших краях исконно сбивали кругляк в плоты и перегоняли их или вверх, или вниз по течению Ангары. Где спрос забрезживал – там и мы тут как тут. Что называется: здрасьте вам! Мы были и остаёмся надёжными поставщиками на сотни вёрст туда и обратно. Народ тутошний исстари жил хорошо. Сердито! Обнищалых по причине лени, всяких проходимцев, белоручек у нас и в помине не водилось. Артелями, бригадами, если хотите, миром, как семьями, жительствовали и, любили этакое игривое, с притворной легковесностью словцо, работа́ли. Да, работа́ли! Лучше не скажешь, чем сам народ. В благодатной и согревающей сплочённости, в добром догляде друг за другом пребывал люд. Не забалуешь! А если забалуешь и не угомонишься вскорости – всыпят по первое число. Леность бессовестную, лоботрясничество в ком мужики приметят – живо турнут. Или же, если орёлик ещё очень молод и зелен, не оперился, – поучат как следует: за вихры потрясут, высекут, наряд по работе утроят. Пожалуйста: выслужись перед миром. Старики, помню, говаривали: мы Единку выстрадали, она и мы не простыми путями друг к дружке пришли. Она приютила нас, сдружила и направила пути-дороги наши. К слову, следует сказать, что сразу задружилась дружба у первого переселенческого люда с инородцами – братьями нашими бурятами, якутами и тунгусами, то бишь эвенками. Вблизи села мало-помалу наросли юрты бурятские, или, как говорилось,
