Уж Ирини постаралась показать все, что ей нравилось в родных Юревичах. Сначала, на свадьбе, они с Алексисом стояли на входе, ждали жениха с невестой. Наконец появились молодые под громкую музыку кеменже. Ирини с Алексисом решили подойти поближе рассмотреть их. Так и сделали, но тут мама Роконоца подозвала дочь и послала посмотреть, что делается дома и прийти потом сообщить ей. Младший Ванечка болел, и мама беспокоилась. Алексис не захотел оставаться на свадьбе и пошел вместе с ней. Очень не хотелось уходить, когда начиналось самое интересное, но, что делать, маму надо слушаться. Туда они бежали, как угорелые и так же назад. Доложив Роконоце, что все дома в порядке, они скрылись за спинами взрослых, теперь они старались не попадаться на глаза Роконоце и подглядывали за всеми из-за укромных местечек. Так было весело и таинственно.
Свадьба эта запомнилась Ирини на всю жизнь, не тем, как она проходила, а тем, как они с Алексисом друг друга развлекали. И у них была общая тайна: Алексис сказал, что когда вырастет, то женится на ней. Но, чтоб она никому об этом не говорила. Ирини эта идея понравилась, и она пообещала не проговориться даже сестре. Кроме того, на той греческой гамо – свадьбе, как оказалось, произошел примечательный казус: уже прошло пол свадьбы, как вдруг Кокинояни как – то определил, что это не та девушка, которую они сватали. Эта была явно ниже ростом. Он подошел к сыну велел открыть ей лицо и посмотреть она ли это. Дядя Кирилл был ошеломлен, когда увидел, что вместо младшей из двоих дочерей, в свадебном наряде оказалась старшая. Кирилл хотел поднять шум, но отец не разрешил. Не хотел, чтоб люди стали свидетелями, как их откровенно одурачили. Так и женился красавец Кирилл на совсем некрасивой, но как оказалось, счастливой Неропи. Новоиспеченная жена, к тому же, жутко заикалась. Ирини потом комично копировала ее заикание и манеру говорить. Все ухохатывались.
Зато, через год, все заговорили, какая у Кирилла жена работяга и чистоплотная женщина. Семейная их жизнь была очень ровной. Неропи обожала мужа, ну, а он ей отвечал привязанностью. Первый сыночек был копией Кирилла, просто маленький ангел, и мать лелеяла его, надышаться не могла. Шила ему из каких – то лоскутков такие детские вещички – позавидовать можно было, ни в каких магазинах такое не найдешь. И ведь не на швейной машинке, а все вручную. А не дай Бог, кашлянет ребенок, Неропи день и ночь сидела с ребенком, места себе не находила. Вот такую жену имел Иринин любимый дядя Кирилл. Кстати, невестку очень полюбил старик Кокинояни. Неропи очень его обихаживала. Всегда он был ухожен: аккуратно пострижен, в чистой одежде. Ну, а вкуснее, чем Неропи, вряд ли кто готовил. Прослышал Янко от кого-то, что в Абхазии легче жить: людей не трогают, в тюрьмы не сажают по пустякам, какая-то там особая, независимая от Москвы, зона, негласно, конечно. Никаких особых перемен в жизни абхазского населения не наблюдается. Вот он и решил туда переехать. Поселок Бзыбь, место, где издавна селились греки, и стал последним местом жизни славного Кокинояни. Вместе с отцом семья Кирилла выехала туда весной тридцать восьмого года. Собрались все Христопуло, друзья и родные. После молитвы и долгого расставания, подвода со скарбом заскрипела в сторону ущелья, ведущего к морю.
* * *
С отъездом в Абхазию постаревшего главы семьи Кокинояни, началась новая страница в истории семейства Ильи Христопуло. Через считанные дни в тюрьму были посажены он и многие другие греки Юревичей. Неумолимо приближалось то ужасающее время, которое потрясло все народы многонациональной страны.
