Красные часы - страница 25

В 1984 году обломки «Вдовушки» обнаружили рядом с Веллфлитом в Массачусетсе. В том же самом году Темпл Персиваль выкупила выставленный на продажу магазин снастей в орегонском Ньювилле, назвала его «Красотка Халлет» и стала продавать там всякие чудны́е безделушки.

А нынче ногти Темпл лежат в стеклянной банке, что стоит на полке. А ресницы – в целлофановом пакетике. Волосы (лобковые и с головы) – в отдельных коробках, но уже почти все закончились. Остальное – в морозильной камере прямо за кормушкой в козлятнике.

Кто-то скребется на пороге. В дом прокрадывается Душегуб, ни тебе здравствуйте, ни извините.

– Не смей больше так надолго уходить, мудоскок, – как можно строже говорит знахарка.

Кот ворчливо мурлычет, требуя еды. Знахарка достает из мини-холодильника тарелку с лососем. Какое счастье смотреть, как летает туда-сюда розовый язычок. На высоком дубу кукабарра сидит, веселый хозяин лесов.

Два отрывистых стука в дверь. Пауза. Еще два раза. Пауза. Еще раз. Душегуб знает, кто это, и даже голову от еды не поднимает.

– Это ты?

– Я.

Она открывает дверь, но стоит на пороге и не отходит в сторону, чтобы впустить гостя. Коттер – единственный ее друг среди людей, добрее него знахарка никого не знает, но это совсем не значит, что она хочет пускать его к себе.

– Клиентка новая, – он протягивает белый конверт.

Бедняга, щеки все в угрях, сегодня хуже, чем обычно. Так у него токсины выходят. Должны через печень выходить, а выходят через кожу.

Знахарка кладет конверт в карман.

– Ты с ней говорил?

– Она на целлюлозной фабрике работает, десятая неделя.

– Хорошо, спасибо.

Надо пополнить запасы мелколепестника. Проверить, сколько осталось болотной мяты и мать-и-мачехи.

– Спокойной ночи.

Коттер почесывает голову через черную вязаную шапку.

– Ты как тут? Не нужно чего?

– У меня все хорошо. Спокойной ночи!

– Джинни, тут такое дело… – он стаскивает шапку, трет лоб. – Люди поговаривают, ты пальцы мертвеца[22] приманила.

Знахарка кивает.

– Просто, чтоб ты знала.

Так хочется посидеть возле печки, и чтобы Душегуб на коленях, и чтобы не думать ни о чем. Не бояться, не прислушиваться настороженно.

– Я устала.

– Тогда ложись пораньше, – Коттер вздыхает, поворачивается и уходит в лес.

Он работает на почте и слышит все, о чем говорят в городе. Но знахарка и так уже знает. Ей в почтовый ящик записки подсовывали. Кто-то из рыбаков или их жены – они очень боятся расплодившихся пальцев мертвеца.

У нее в окошке и правда висят высушенные водоросли. Клементина, что ли, братцам проболталась? Рыбаки их терпеть не могут: из-за них устриц все меньше, корпуса судов в гавани намертво обрастают.

«Думаешь, это смешно? А мы на хлеб себе не сможем заработать!»

Она подкладывает в печку сосновые ветки. Где Душегуб?

– Иди сюда, мудоскочек.

На колени он залезать не желает, хоть и знает, как знахарка по нему скучала.

«Кончай над морем колдовать, паскуда».

Собственный кот ее не слушается, какие уж тут водоросли?

Не думала, что получится вот так. Что она пойдет по правой лестнице в столовую и увидит, как Эфраим лапает Нури Визерс: залез рукой под ее рубашку, а та закрыла глаза, и веки у нее трепещут.

Дочь бесшумно на цыпочках поднимается обратно.

Не вдохнуть.

«Дыши, тупица».

Садится на площадке, пытается расслабить мышцы грудной клетки, чтобы туда пошел воздух.