В свете стеклянном ноябрьской зари
лебеди сели на серый залив.
Будто сединки на стылом виске –
поздние лебеди на Тумаке.
Время багряное, ты отсияло…
Корни свисают с продутого яра.
Тихо под сенью дубравного грота,
ночь – до позёмки и день – до отлёта…
В катере малом мы, как в колыбели.
Катеру завтра – в затон до апреля:
кашляют поршни, насквозь просквозило,
ходка последняя, кончились силы –
только он вида нам не подаёт,
тащит ноябрь за собою, как плот.
Тащит, бокаст, старомоден немножко –
«МО» на борту, ну а ласково – «мошка»…
Мимо – коса, без лодчонок, пустая…
Мимо – залив, где тревожится стая.
Мимо – в дымках, как в платках, деревушки,
мимо – воро́ны, предзимья пастушки…
…Странные нынче в природе порядки.
В детстве – у каждой тропы куропатки.
Стоптаны тропки… Но, бог мой, как в сказке, –
там, где протоки замаяны в ряске,
где измесили машинами берег, –
стая весною слетает на ерик!..
Нам бы о том призадуматься надо:
что за нисходит награда, отрада?
Там, где изломаны ивушек руки, –
стая, как совесть, белеет в округе…
…День до отлёта, ледок на песке.
Что за судьбина в чужом далеке?
Что там, на склоне дороги неблизкой:
пёрышки холить в теплыни кенийской?
Если ж – на мёрзлые камни, на дно… –
в памяти нашей им жить всё равно.
Века вулкан… Но сквозь пепел и тучи
чистый к земле пробивается лучик –
лебеди снятся. Природа мудра:
кинула горстку красы и добра.
Чтоб ощутить нам хоть малость вины.
Чтобы душа дожила до весны.
1986
