Читать онлайн Владимир Мавродиев - Красный лист



© ГУ «Издатель», 2009

© Мавродиев В. Е., 2009

На ветле светает соловей…

«На ветле светает соловей…»

На ветле светает соловей…
И дрожит, как стебелёк, ветла,
не от солнца розовых лучей,
а от песни сладостной светла…
Сколько лет я прожил на земле?
Я забыл про этот грустный счёт…
Я встаю, я к той иду ветле –
через сердце песня пусть течёт.
Поживу ещё немного я,
если день начался – с соловья,
если он, как лист, не опадает…
Если песня на земле светает.

«Подснежниками воздух пахнет…»

Подснежниками воздух пахнет
и набухающей землёй.
Я сяду на скамейке в парке
дышать вечернею весной.
А вдалеке, в остывшем доме
погаснет свет в твоём окне.
Ты не узнаешь в полудрёме,
что я опять ушёл к весне.
Что мне ни капельки не скучно
ходить у краешка реки.
Ходить и слушать, очень слушать
траву, деревья и гудки.
В такую ночь, в такие вёсны
мне всё доступно, всё дано.
Хожу, забрасывая звёзды
в любое тёмное окно.
1963

«…А мне хотелось одного…»

…А мне хотелось одного:
чтоб ночь такая – не кончалась.
А всё, наверно, оттого,
что лодка на воде качалась,
что фиолетовой волной
река махала вслед закату,
что пахло спелою весной:
разливом, деревом, загадкой…
Тянуло тишью от озёр,
костёр трещал, от воли весел.
И месяц бился, как осётр,
в оранжевых сетях созвездий!..
Я думал: утром будут птицы
и капель синий беспокой,
но ничему не повториться,
тем более – ночи́ такой.
Качались ветви, будто вёсла,
и травы набирали рост.
И падали на землю звёзды,
как будто бы птенцы из гнёзд.
1966

«Со мной бывает иногда такое…»

Со мной бывает иногда такое:
не спится. Надоест лежать, курить –
иду к реке. Мне хорошо с рекою.
Нам есть всегда о чём поговорить.
…Уткнувшись в берег, спит трудяга-катер.
Пусть ему снятся дальние моря.
Качается звезда в дрожащей капле,
а капля – на ладони у меня.
За Волгой городок – костёр потухший,
лишь окна-угли тлеют кое-где.
Я только Волге открываю душу –
спокойной, сильной и живой воде.
Почти беззвучна ночь. И только волны
вздохнут о чём-то, галькою шуршат.
Я то дышу, не глядя, тихой Волгой,
а то гляжу на Волгу, не дыша.
Подумаю над будущей строкою,
воды напьюсь, присяду и засну.
А Волга тёплой доброю рукою
накинет мне на плечи тишину.
1965

«Сухие пятна на заборе…»

Сухие пятна на заборе,
зимы ослабли удила,
и серости холодной море
синица звенью подожгла.
И удивлённая трава
все мрачные сминает тени.
Гори, лежалая листва,
дыши, апрельское цветенье!
И в этой чистой тишине
невольно расправляешь плечи
и вновь идёшь, лицом к весне,
своей судьбе земной навстречу.
1966

«Апрель, он сыплет птичью звень…»

Апрель, он сыплет птичью звень,
дитя помолодевшей зорьки.
Неторопливая сирень
торопится открыть глазёнки.
И разве нужно горевать
в такую пору,
разве можно?
Возьми-ка новую тетрадь,
потрогай синюю обложку.
Весна, она всегда сильна,
она всегда права, не так ли?
Так урони в тетрадь слова,
как будто солнечные капли.
Забудь сомнения свои,
услышь, простившись с тишиною, –
щебечут в парке воробьи
про счастье вечное, земное…
Из дома выйди, удивись:
земля, оттаяв, па́хнет хлебом!..
И это молодое небо
носи в глазах своих
всю жизнь.
1966

«Туманные аллеи…»

Туманные аллеи,
блестящие кусты.
Клёны, как олени,
глядят из темноты.
Снега жду большого,
а приходит дождь:
шорох,
шёпот
колышат
ночь.
Размокшей земли
сторонятся люди.
Может быть, зимы
вообще не будет?
Может, после осени
хлынет весна?
Волга,
будто озеро.
Тишина.
По улочкам, как леший,
всю ночь хожу.
Зелёный, уцелевший
в ладони лист держу.
Не спится мне,
не спится,
не занесёт домой.
А улицам снится
каждой – сон свой.
А земле снятся
синие слегка,
мягкие, пушистые,
тёплые снега.
1963

«Увозят пристани…»

Увозят пристани.
Против теченья тянут
большие деревянные дома.
Холодный день.
Снег реденький не тает.
Увозят пристани.
Теперь уж всё.
Зима.
Листвою правый берег замело,
листвою красной, жёлтой и зелёной.
Без лампочки фонарь
чуть-чуть склонённый
да лодки с пооблезшею смолой…
Мы каблуками вразнобой стучим,
идём с тобою –
как тогда, в апреле…
Холодный день.
И завтра не теплее.
Глядим на Волгу,
пара слов,
молчим.
Ларёк забит.
Луж серая слюда.
И вдруг гудок
внезапный, хриплый, долгий –
увозят пристани.
Как будто навсегда.
Не надо уходить сейчас от Волги.
1966

Жёлтые птицы

Виктору Мосолову

В небо, в небо
листья ветром заброшены!
Вверх летят они, вверх,
ни один не опустится вниз.
Посмотрите, вглядитесь,
сейчас они очень похожи
на внезапно явившихся
маленьких птиц.
Ах, судьба,
что ж ты с листьями этими сделала…
Им бы тихо упасть,
ждать подхода зимы.
А они – полетели,
сорвавшись с родимого дерева,
в небо, в небо
от серой осенней земли!..
А они – всё мне кажется –
там, в небосводе,
во вторую, крылатую
поверили жизнь.
И летят, и смеются,
веря в то, что никто не позволит
вдруг отнять у них небо,
эту долгую высь…
И не знают они,
что судьба так изменчива,
что последним станет
их первый в небе полёт…
…Осень, осень,
желтоглазая женщина,
задевая прохожих,
по городу молча идёт.
1965

«Стернёй вокруг ершится поле…»

Стернёй вокруг ершится поле,
дымком окутано село.
В который раз мне стало больно,
что лето красное ушло.
Уже делянки перерыли,
и от картошки нет следов.
И пруд, где рыбу мы ловили,
умолк в преддверье холодов.
Не дрогнет жёлтая дорога,
не зачернеет тучей даль.
Какая тихая тревога,
какая светлая печаль!
Вдыхая пряный запах дола,
как терпкий папиросный дым,
поверишь ты, что долго-долго
ещё ты будешь молодым.
И августа уже не жалко…
Лишь в серости ноябрьских дней
поймёшь, что лето провожал ты,
прощаясь с юностью своей…
1966

«На могиле отца – два тополя…»

На могиле отца – два тополя.
Не сидеть бы мне в их тени…
Но стволы почему-то тёплые
даже в злые осенние дни.
Тополей этих сущность – добрая.
И легки они, и туги.
На могиле отца два тополя.
Две руки.
1969

«Как сильно пахнет снегом в ноябре…»

Как сильно пахнет снегом в ноябре,
когда нет ни снежинки на дворе,
когда плывут, печальные слегка,
бесснежные, пустые облака.
Как сильно пахнет снегом в ноябре,
когда привычно встанешь на заре
и по знакомой улочке пойдёшь
через холодный моросящий дождь.
Как сильно пахнет снегом в ноябре
от голых веток, от земли, от рек,
когда, как вестник снежной той поры,
в лицо ударит колющий порыв!
И город под внезапно чистым небом
весь смутным ожиданием томим…
Как густ он, запах снега,
перед снегом!
А в снегопад он еле уловим.
1970

Проводы лета

…И запахло летом – запалённым…
Я давно такого не видал,
чтоб над пожелтевшим за́ ночь клёном
август богатейски хохотал!..
А сентябрь пришёл – не разозлённый,
на него ходил я поглядеть:
за обыкновенный лист зелёный
щедро платит золото и медь.
Но деревьям не в новинку это,
от такой награды тяжело,
и молчат с рассвета до рассвета,
кутаясь в последнее тепло.
Скоро дни в унынии потонут:
пьяный ветер, холод, сер и зол.
А пока – лишь дождичек протопал
да туман на цыпочках прошёл.
Но у Волги, в сквере вдоль дорожек,
огоньками странной красоты,
холодея от рассветной дрожи,
не погаснуть силятся цветы.
Сто́ит только лучше приглядеться,
и увидишь, хоть не без труда,
как в дупло луны ползёт погреться
муравьём серебряным звезда.
Не гадаю – что там будет после…
День пройдёт быстрей другого дня,
и уедет, как зелёный поезд,
не простившись, лето от меня…
1969

«Октябрь – месяц гулкий…»

Октябрь – месяц гулкий.
Средь жёлтой тишины
шаги по переулку
отчётливо слышны.
Проехала подвода,
копыта цок да цок.
Прозрачная погода.
Машина. Стук. Гудок.
Преграды звукам нету,
ведь на земле листва.
Не оттого ль к поэту
летят, летят слова…
Мокры под вечер крыши,
морозец на заре.
Что в мае не услышишь,
услышишь в октябре.
1971

«По обе стороны дороги…»

По обе стороны дороги
колеблется над полем стынь.
Тепла редеющего крохи
склевали петухи-кусты.
Над ними туча низко виснет,
и оттого трудней дышать,
и оперенья ярких листьев
не удержать, не удержать.
Ведь провода, и те ослабли,
по ним, провисшим, там и тут
ползут беспомощные капли
и замерзают на ходу.
По тропке, твёрдой от морозца,
в чуть тёплый дом назад вернусь.
А там опять встречает осень:
то скрип, то мрак,
то вздох, то грусть…
И лишь одно покоит душу
под скрип обмёрзших тополей –
что грянет снег и станет лучше,
хотя б синее и белей.
На землю ляжет он невеско,
по ней соскучившись давно,
как будто белой занавеской
задернет серое окно.
1971

Пейзаж

Шумят осины у реки
и тянут к небу руки белые.
Прошли дни тёплые, дни первые,
пришли последние деньки.
Зима уже не выжидает:
в траве замёрзшая роса.
Октябрьский ветер выжигает
насквозь печальные леса.
Вот пристань. К ней сынишка-катер
спешит прижаться что есть сил.
А в Волгу медленно, по капле
стекает золото осин.
Склонилась ива, как лосиха,
земля вздыхает глубоко.
И пусто стало, и красиво,
и одиноко, и легко.
1971

«Забытый стожок, как котомка…»

Забытый стожок, как котомка,
в которой теплынь-тишина.
В полях одиноко и колко,
и пыльная в небе луна.
И песня протяжная где-то,
и ночка, темнея сильней,
целует спьяна до рассвета
небритые щеки полей.
1972

«Здесь осенью ветер шалеет…»

Здесь осенью ветер шалеет,
здесь полный ему разворот.
Вокруг ничего не жалеет
и в клочья
себя
разорвёт
о скалы и острые сучья,
о льды затвердевшей реки.
Висят на вулканах не тучи –
погибшего ветра клочки.
Луна, будто капля, стекает,
за сопку вот-вот упадёт
Отбой. Городок засыпает.
Блестит отшлифованный лёд.
Привычная глазу картина:
стучат, костенея, кусты,
да, ёжась, промчится машина,
да смена идёт на посты…
1973

«Из моря выбросит звезду…»

Из моря выбросит звезду
волна упругая, ночная,
то чёрная, то золотая,
и снова канет в темноту.
Средь остывающих камней
звезда ночная заблистает,
и огоньков прибрежных стая
потянется невольно к ней.
Перо оставив на листе,
где перечёркнутые строки,
по растворяющейся тропке
спущусь к мерцающей звезде.
Но там, где грезилась она,
простую капельку увижу.
Она дрожит, как будто дышит,
вся лунным серебром полна.
Магнолий медленный нектар
вдоль берега струится ровно.
В заливе облаком огромным
лежит, темнея, немота.
И передам всё это как я?
О, море, беден голос мой,
когда твоя любая капля
горит таинственной звездой.
1979

Песня

Отсверкала пора соловьиная,
роща знобкие листья просеяла.
Запылали осина с рябиною,
как в последних стихах у Есенина.
От Оки кони тянутся парами,
жеребята бегут – красногривые…
У дороги берёзы две старые
всё Есенина ждут, сиротливые.
Да не едет скиталец на родину
ни с дождями, ни с солнцем, ни с вьюгою.
Не тряхнёт молодую черёмуху,
не обнимется с ивой-подругою.
Но высокими вечными вёрстами
от Кавказа до дальнего Севера
по России рассыпано звёздами
неубитое сердце Есенина…
1975

«Грибы, опята-сентябрята…»

Грибы, опята-сентябрята,
воинственно штурмуют пни.
На серый ерик села кряква,
пугливо спряталась в тени.
И стылый ветерок, смелея,
заигрывает с камышом.
Тридцатой осенью своею,
как прежними, я поражён.
Я бегал здесь мальцом когда-то,
у этих тихих берегов.
Неумирающие даты
поры далёкой, дорогой.
Бежали годы суетливо,
песка в затоны нанесло…
Под шум простоволосой ивы
о детстве думаю светло.
Я говорю себе: те дали
видны всегда годам назло.
И становлюсь сентиментальным
в хорошем смысле этих слов.
Ну кто же не вздыхал украдкой
средь обступивших душу бед
над невозвратностью тех кратких,
смешливых, босоногих лет?
Какая радость, что он вечен –
тот мир!..
И будет дивно жить,
пока на зорьке к этой речке
мальчишка с удочкой спешит.
С улыбкой глянет он на иву…
А ты гадаешь, боль тая:
мол, что важней для бытия –
его недолгая наивность
иль взрослость долгая твоя?..
1976

«Красный лист, осенний знак…»

Валентину Ледневу

Красный лист, осенний знак, –
на высокой ветке дуба.
В чёрный за́мерший дубняк
залетает ветер грубо.
Но тверды бугры коры…
Пооббив в досаде локти,
вестник стынущей поры
чертыхается и глохнет.