Снаружи, вдалеке, кричали и умирали люди.
Старк все больше осознавал болезненность и стягивание вокруг своей шеи. Он поднял руку, стараясь не шелестеть соломой. Его пальцы нащупали длинную спутанную бороду, пошарили под ней и коснулись металлической полосы.
На новом теле Старка был ошейник, как на злобной собаке.
К ошейнику была прикреплена цепь. Старк не смог найти никакого крепления. Его телу, похоже, это не очень понравилось. Шея была ободрана.
Кровь горячей волной прилила к голове Старка. Он и раньше носил цепи. Они ему не нравились. Особенно на шее.
Внезапно в дальнем конце коридора открылась дверь. Туман и красный дневной свет разлились по черному каменному полу. Вошел мужчина. Он был большим, полуголым, светловолосым и окровавленным. Его длинный клинок резко заскользил по плитам. Его грудная клетка была вскрыта до кости, и он зажимал рану свободной рукой.
– Весточка от Бьюдаг, – сказал он. – Они загнали нас обратно в город, но пока мы удерживаем ворота.
Никто не произнес ни слова. Маленький человечек кивнул своей седой головой. Мужчина с рассеченной грудью повернулся и снова вышел, закрыв за собой дверь.
Странная перемена произошла со Старком при упоминании имени Бьюдаг. Он никогда не слышал его раньше, но оно засело у него в голове, как острие копья, пронзенное странными эмоциями. Он не мог определить это чувство, но оно отбросило слепого в сторону. Горячая простая ненависть остыла. Старк расслабился в какой-то ледяной тишине, обманчиво спокойный, как спящая кобра. Он не ставил это под сомнение. Он ждал Бьюдаг.
Слепой внезапно хлопнул ладонями по столу и встал.
– Ромна, – сказал он, – отдай мне мой меч.
Маленький человечек посмотрел на него. У него были молочно-голубые глаза и лицо дружелюбного бульдога. Он сказал:
– Не будь дураком, Фаолан.
Фаолан тихо сказал:
– Будь ты проклят. Отдай мне мой меч.
Люди умирали за пределами зала, и умирали не молча. Кожа Фаолана была жирной от пота. Он сделал внезапный бросок в сторону Ромны.
Ромна увернулся от него. В его светлых глазах стояли слезы. Он грубо сказал:
– Ты будешь только мешать. Садись.
– Я могу найти опору, – сказал Фаолан, – чтобы зацепиться за нее.
Голос Ромны сорвался на резкий крик.
– Заткнись. Заткнись и сядь.
Фаолан ухватился за край стола и склонился над ним. Он вздрогнул и закрыл глаза, и горячие слезы потекли из-под век. Бард отвернулся, и его арфа закричала, как женщина.
Фаолан глубоко вздохнул. Он медленно выпрямился, обошел высокое резное сиденье и твердым шагом направился к Старку.
– Ты очень молчалив, Конан, – сказал он. – В чем дело? Ты должен быть счастлив, Конан. Тебе следовало бы смеяться и греметь своей цепью. Ты получишь то, что хотел. Тебе грустно, потому что у тебя больше нет разума, чтобы понять это?
Он остановился и пошарил ногой в сандалии по соломе, пока не коснулся бедра Старка. Старк лежал неподвижно.
– Конан, – мягко сказал слепой, нажимая ногой на живот Старка. – Конан-пес, предатель, мясник, с ножом в спине. Помнишь, что ты сделал в Фалге, Конан? Нет, сейчас ты этого не помнишь. Я был немного груб с тобой, и ты больше ничего не помнишь. Но я помню, Конан. Пока я живу во тьме, я буду помнить.
Ромна погладил струны арфы, и они заплакали дикими слезами по сильным мужчинам, погибшим от предательства. Тихая музыка, отдаленная, но не мягкая. Фаолан начал дрожать, мышцы мелко, по-звериному подергивались. Плоть на его лице была натянута, как железо под ударом молота. Совершенно неожиданно он опустился на колени. Его руки ударили Старка по плечам, скользнули внутрь, к горлу, и сомкнулись там.
