– Ну и хорошо, пропущу их по уважительной причине, – легкомысленно возразила Вероника. – Зато похудею.
– Сама жаловалась, что жених на тебя лишний раз смотреть не хочет, думаешь, после такого лучше выглядеть станешь? – привел он последний довод. – Тебе что важнее, жених или бал?
– Что за вопрос! Конечно бал! – воскликнула она и выскочила за дверь, воспользовавшись его замешательством.
Бал начинался вечером. Веронике казалось, что она до него просто не доживет, с ума сойдет от нетерпения. В последний раз она так ждала разве что утра Нового Года в детстве, когда, наконец, можно будет достать подарки из-под елки и заглянуть в коробки.
Проснувшись чуть позже рассвета, она не смогла больше сомкнуть глаз, хотя наставницы велели девушкам как следует выспаться, чтобы цвет лица был свежим, а сил хватило танцевать до полуночи.
Время тянулось возмутительно медленно, от волнения все валилось из рук, за обедом впервые не было аппетита. После обеда состоялось торжественное собрание, на котором учителя, наставницы и директриса прощались с девушками и давали напутствия на будущее.
Все прошло довольно мило и трогательно, учителя наперебой заявляли, что таких умненьких, воспитанных и прелестных выпускниц у них еще не было, а девушки улыбались в ответ на эту явную, но приятную лесть. Во время своей речи госпожа Эббет расчувствовалась и промокнула глаза платочком.
Вероника смотрела на происходящее словно со стороны, чувствуя себя случайно забредшим на чужую встречу прохожим. Ее мысли занимало припрятанное в шкафчике зелье, и если бы его действие не ограничивалось одним днем – давно бы намазалась, чтобы посмотреть, случится ли чудо.
Потому что сегодня она чувствовала себя особенно уродливой. Соседки с самого утра примерили платья, чтобы убедиться, что все безупречно. Пусть до Афелисы никто не дотягивал, но все они были симпатичными, юными, нереально тоненькими в затянутых корсетах. Кружева и оборки смотрелись на них как на дорогих куклах, и Вероника казалась самой себе жабой, забравшейся в клумбу.
Наконец пришло время собираться. Стоило горничной уложить последний локон ее прически, Вероника бросилась в гардеробную, вытолкала Марианну и Ренату, пытавшихся подсмотреть за чудом преображения, заперла дверь и достала склянку.
– Не делай этого, – раздался над ухом надоедливый голос. – Неужели не понимаешь, как это глупо? Ни одна мазь не сделает тебя лучше, чем ты есть, и никого не заставит тебя полюбить.
– Отстань, – отрезала Вероника и решительно распечатала флакончик.
Резкий запах, похожий на смесь спирта и еще чего-то медицинского, ударил в нос, но она даже не поморщилась. Вылила мутную вязкую жидкость в плошку, обмакнула кончик кисти и мазнула лоб.
Кожу словно огнем обожгло. Запоздало пожалев, что не опробовала средство на сгибе локтя, как положено, Вероника замерла, с ужасом ожидая, как проявится багровое пятно или что-нибудь похуже. Но не увидела ни следа, разве что кожа в этом месте на глазах становилась матовей и ровнее, словно от хороших корректирующих средств.
Не сомневаясь более ни секунды, она нанесла эликсир на остальное лицо, подбородок и шею, а под конец, шипя от боли, зажмурилась и осторожно намазала веки и вокруг глаз. Сразу же брызнули слезы. Захотелось сунуть голову в сугроб. К счастью, жжение прошло быстро, сменившись онемением, будто от наркоза. Лицо стянуло, особенно в нижней части.
