Крав-мага. Система израильского рукопашного боя - страница 21

– Или свидетелем, – озвучила Таня мои мысли.

– Или свидетелем, – кивнул я. – И тогда возникает вопрос: от кого же решил спрятаться парень из очень богатой семьи, да так, чтобы никто не мог его найти?

Таня помолчала, а затем неуверенно добавила.

– Знаешь, я могу ошибаться, но бегство этого Глеба говорит скорее о вине, нежели о страхе. Я бы предположила, что произошла ссора, и он случайно вытолкнул девушку из окна. Толкнул, например, а она упала.

– Сомнительно, Тань, – возразил я. – Там очень широкий каменный подоконник, за окном декоративная решетка с цветочками. Как надо было ее толкнуть, чтобы она вылетела в окно, не попытавшись зацепиться ни за подоконник, ни за ажурный балкончик, не сбив ни одного цветка?

– Самоубийство? – предположила Таня и сама себе ответила: – Записки, конечно, нет.

– Записки нет, есть сломанный стул и сорванная штора.

Поглядев на опустевшую тарелку, Таня поднялась и подошла к плите сварить кофе. Помолчав несколько минут, она дождалась, пока над туркой поднимется черная ароматная пена, налила кофе в две микроскопические чашки, щедро разбавила молоком и сказала:

– Чем дольше я думаю, тем больше мне кажется, что это – постановка. Я абсолютно верю твоим описаниям. Знаешь, у меня в голове прямо картинка нарисовалась.

– Для ссоры там было слишком чисто, – согласился я. – В мусорном ведре – упаковки от презервативов и остатки романтического ужина: шкурки от фруктов, шоколад, на балконе – пустые бокалы от вина. Если они поругались, то уже потом.

Помолчав, я неохотно добавил.

– Есть кое-что еще.

Таня не пошевелилась, но ее плечи напряглись, словно она догадалась, о чем я хочу сказать. Я залпом допил кофе, проглотил немного гущи и закашлялся, отфыркиваясь. Таня терпеливо ждала, и только ее тонкие пальцы нервно подергивались от напряжения.

– У меня… Понимаешь, у меня опять это было, – неохотно выдохнул я. – Это ощущение. Холод. Прикосновения. Дыхание. Особенно после того, как я увидел бабочек. Словно привет с того света.

– Тебе не могло показаться? – участливо спросила Таня. Я криво усмехнулся и пожал плечами.

– Все может быть. Я не ожидал увидеть на картинах мнемозину, потому что… Черт, ты сама все понимаешь.

Таня отодвинула нетронутую чашку в сторону и выдернула сигарету из пачки. Закурив, она нервно помахала перед лицом рукой, разгоняя дым, а затем спросила:

– Это… ощущение… Не могло оно появиться потому, что ты был в доме Ксении?

Я отрицательно покачал головой.

– Я часто бываю в разных домах. В том числе и тех, где недавно умерли люди. Но еще ни разу мертвецы не касались меня, если умерли своей смертью или в результате несчастного случая.

– Из этого ты сделал вывод, что Ксению убили? – без всякой иронии спросила Таня. – Или ты сделал такой вывод, осмотрев ее квартиру?

– Я подумал о том, что ее убили, до того как попал в ее квартиру, – возразил я. – Или же она покончила с собой. И тогда возникает вопрос: почему она на это решилась?

Таня вздохнула и отвернулась к окну. Ее худые плечи тряслись.

– Ты хочешь узнать, что случилось с Ксенией? – спросила она тусклым, неживым голосом. – Или взялся за это дело, потому что Рокотов пообещал тебе помочь свести счеты с Чигиным?

– Не знаю, – честно ответил я.

Таня уговаривала остаться, но я не поддался, скомкано попрощался в дверях и выскочил в душный летний вечер, когда за окном уже совсем стемнело. Мошкара моментально атаковала мое пропотевшее лицо. Отмахиваясь, я торопливо уселся за руль, закурил, завел мотор и бездумно уставился перед собой. Просидев в машине пару минут, я тронулся с места.