– Я категорически против! Заработавшиеся начинают делать уже лишнее, а я не доделал, к твоему сведению.
– В каких масштабах не доделал? На год? На три года? Лекцию на вторник в четверг?
– А ты зачем статью раньше меня написал, если не торопишься?! Короче, ты проспорил…
6.
Пока Селена Станиславовна выспрашивала у Троя подробности переезда, Артем сидел за тем же кухонным столом и тоскливо замазывал слой масла на куске хлеба вареньем.
Сначала это была расслабляющая любовь, потом – разжигающая внутренности ненависть ровно с тех пор, как его перекормили (или, может быть, недокормили?) пирожными на днях рождения друзей. Раньше он мог съесть за раз полную розетку варенья, и Селена добросовестно готовила джемы все лето. Из облепихи… Из одуряющей облепихи, которая до слез прошибала сладкой душевной болью, гармонировавшей с постоянными муками совести по поводу болезни матери. Кажется, он отдавал сокрытые биологические силы организма ради раскрытия простора сей, по сути, наркотической свободы, по воле которой подсознательным выбором афродизиака поддерживался комплекс родовой вины. Соответственно, булки явились некоторой альтернативой и тянули за собой шлейф иной, обрамленной и упорядоченной, жизни, поэтому он запросил на тринадцатилетие кулинарную «Лакомку» с изображениями бесчисленных шедевров. И ряды легкомысленных тортов с бессмысленным кремом интуитивно внушали спокойствие и довольство. Или хотя бы печенье – пачка грубого овсяного печенья, или хотя бы кусок чужого сладкого пирога! Но отцовское сознание оказалось гораздо трагичнее: периодически дома стал отсутствовать хлеб и не засчет оптимистичных замен, а ради экономии в воспаленной мысли призрачных незаработанных нолей.
– Теперь везде массовое строительство. Нас от бульвара отгородили невиданной громадой… И у вас в классе сразу прибавилось несколько человек.
– Там жуткие подъезды, там жуткие лестничные клетки. Чтобы пройти к пятой на этаже квартире, надо – караул! – завернуть за угол…
– Тетя Селена, а давно он у вас по стройкам лазает?
– Так ведь там живет наша легендарная Анечка Семенова, у которой детский диванчик и две мягкие игрушки на нем – и негде присесть…
– Да, мама… И я пошел с ними, чтобы смотреть, как они репетируют показ одежды под хорошую музыку, и по пути я впервые сматерился, а потом она не нашла ключа. Все банально.
– Зря ты представляешься, сын. Ты ведь даже не знал, что это слово матерное… Если бы кто-то это заметил, ты бы очутился в дурацком наивнейшем свете.
– Зато я оказался крутым парнем, хоть сам того не знал. У меня естественная харизма…
– Как же, сыграл на публику, а в душе остался простаком. Благословил небо за случай и избавился от слова. Естественным путем. Не умеешь ты материться, Артем. Куда лучше стоять выше всех на ровной площадке, покуда остальные жмутся на своих крутых ступеньках… А у тебя, Трой, не завелись еще вредные привычки?
Но у Троя и так все было написано на лице:
– Я никогда даже не задумывался, зачем они мне…
– О! – воскликнул Артем. – Плохо дело, сказала бы мама. В твоем случае они могут появиться без мотивации. Надо, наоборот, думать, зачем они тебе – и понимать, что незачем…
– Ты неправ! Ты, вероятно, свою маму неверно трактуешь. Если все время держать их в голове и думать зачем, однажды найдешь ответ. Лучше не задавать самому себе глупых вопросов! Человек, например, с рожденья не курит. Так зачем думать об этом?
