– Пожалуйста, осматривайте все. – Иван улыбнулся вполне искренне.
Конопаткин посмотрел на него, кивнул и заявил:
– Ясно. Значит, выбросил оружие в реку и теперь герой.
– Можете и реку проверить, – фыркнул Иван, отворачиваясь. – Игорь Николаевич, не тратьте свое время попусту. Вашему заявителю все привиделось. Никто ему ничем не угрожал. Может, он выпивает или наркоман?.. Я не знаю.
– У него имеются свидетели, – спокойно возразил участковый.
– Я тоже могу десяток людей привести, которые подтвердят, что ничего не было, – зло буркнул Иван. – Будем в суде бодаться.
Участковый понял, что продолжать разговор бессмысленно, и пошел в дом. Иван ринулся за ним. Загораживая ему спиной дверной проем, Конопаткин встал на пороге гостиной, где Царев допрашивал старшее поколение Григорьевых.
– Так, закругляйтесь, – распорядился он. – Ваня мне все уже рассказал.
Глаза старшего Григорьева изумленно расширились, но тут подоспел Иван и выкрикнул:
– О чем рассказывать-то? Мы честные люди.
– Вот именно, – заревел отец. – Идите лучше бандитов ловите, а не нас допрашивайте.
– Уже уходим. – Конопаткин поднял руки в примиряющем жесте. – Извините за беспокойство.
– Может, хотя бы дом осмотрим? – растерянно спросил Царев.
Он не понимал, почему начальник вдруг пошел на попятную.
– Да мы здесь ничего уже не найдем, – ласково пояснил ему Конопаткин, указывая на Ивана. – Вот этот молодчик успел к нашему приезду избавиться от оружия. Ствол сейчас, скорее всего, лежит на дне реки под слоем ила, и хрен мы его найдем.
Когда представители власти удалились, отец Ивана облегченно выдохнул и сказал, давясь смехом:
– Хорошо, что он на сеновал не полез, а то, как пить дать, нашел бы ракетную установку.
– Что? – завопил Иван, не веря своим ушам.
– Да шучу я, шучу, – успокоил его отец.
Глянув на лица представителей коллекторского агентства «Пилигрим», Илья Петрович Сомов понял, что старикам, задолжавшим банку, придется несладко. Таких харь он не видел даже в лихие девяностые – просто ископаемые мастодонты. У двоих из трех сломаны носы. Третий, со звериным взглядом и лицом, покрытым то ли пятнами от ожогов, то ли со следами какой-то болезни. Словом, всей троице можно сниматься в фильмах ужасов без грима.
Главным из них был двухметровый бугай с пудовыми кулачищами, в кожаном пиджаке и черной водолазке. Его звали Сергеем. Он внимательно изучал договор, в то время как его товарищи откровенно зевали.
Камаев распорядился насчет кофе. Секретарша принесла поднос, расставила чашки, тарелку с печеньем. Амбалы неуклюже подцепили чашки. Один сразу же обжегся и тихо матюгнулся. Второй понюхал кофе и поставил чашку назад, решив, очевидно, что жидкость не пригодна для употребления внутрь. Лишь когда Камаев поставил на стол бутылку виски из бара, все оживились.
Сергей отложил в сторону договор, принял протянутый ему бокал и звучным басом сказал:
– Ну, Альберт, я текст прочитал. Мне все нравится, условия приемлемые, долг не старый, годится. Давай выпьем за то, чтобы и в будущем все было так же гладко.
– Давай, – согласился Камаев, привстав с бокалом виски в руке. – Подпиши.
Бугай ухмыльнулся, достал золотую ручку и расписался размашистым почерком на обоих экземплярах договора. Они чокнулись, опрокинули стаканы.
Камаев забрал свой документ, глянул на подпись и серьезно произнес:
– Только предупреждаю тебя, Сережа, там вся клиентура своеобразная. Ветераны под девяносто лет. Не наломай дров. Если не сдержишься, я не хочу, чтобы кто-то связывал мой банк и ваше агентство. Мы тебя не знаем, ты – нас.
