Кремлевский пул. Два полюса и шесть континентов - страница 16

Монотонный, однообразный ритм жизни в ограниченном коллективе всегда был тяжелым испытанием для психического здоровья. История знает массу примеров, когда люди, не выдержав, срывались. Помню, отец рассказывал случай из первой антарктической экспедиции. Тогда оставили на зимовку внутри континента четверых полярников: начальника станции «Пионерская» метеоролога Гусева, гляциолога Долгушина, были еще радист и тракторист, но они не принимали участия в конфликте. А он разгорелся из-за того, что в ежедневных сводках один в основном сообщал полученные им метеоданные, а исследованиям другого уделял мало внимания. Это был повод, а основная причина, по их обоюдному признанию, была в том, что «просто надоели друг другу».

Однажды гляциолог полез за образцами льда, споткнулся и упал на дно вырытого им колодца. Метеоролог подошел к краю и спросил:

– Что тебе надо?

– Помоги вытащить образцы!

Гусев вытащил образцы, повернулся и ушел, оставив товарища на дне ямы. Только к вечеру тот смог выбраться и пришел домой.

– А, ну и как прошел твой полет? – спросил Гусев.

В ответ Долгушин бросил в него нож, выбежал на улицу и пошел пешком, как он сказал потом, домой, в Москву. С трудом его удалось найти и остановить.

Похожее происшествие было на станции «Восток». А в «Мирном» один из зимовщиков вдруг перестал разговаривать и проводил все время уткнувшись взглядом в одну точку на горизонте. Такие случаи, я уверен, могут вспомнить полярники всех экспедиций.

Шел второй месяц нашего пребывания на дрейфующей станции. Мы отправились снимать, как ремонтируют взлетно-посадочную полосу. Когда вернулись домой, нас встретил доктор, сидящий на кровати с лицом чернее тучи.

– Что случилось? – поинтересовался я.

– Вы вот уходили два часа назад и своим штативом со всей силой стукнули по двери!

– И что?

– А ничего! Я с тех пор так и не заснул! Отдавайте мне назад кружки, которые я вам подарил!

Не знаю, как кого, а меня в сложных обстоятельствах всегда выручала работа. Вот и здесь, на Северном полюсе, вроде все стало получаться. Ребята уже совсем не обращали на камеру внимания, было снято достаточно много интересного материала. Но все равно чего-то не хватало. Однажды ночью проснулся от непонятного нарастающего гула. Выглянув в окно, увидел суету и сигнальные ракеты в темном небе. Быстро разбудил остальных. Схватив камеру, мы выбежали наружу.

К дрейфующей станции приближался вал торосов. В направлении наших домиков по льду побежали трещины. Должен признаться, что кроме ужаса в этот момент я испытал еще мерзкое чувство удовлетворения, посещавшее, наверное, когда-нибудь всех журналистов: «Ну, наконец, хоть что-то настоящее! Какой эпизод будет для фильма!»

Чем может закончиться такой эпизод, увы, в подобный момент не думаешь. Как и о том, что не всегда везет, и твой фанерный дом, пройди под ним трещина, может запросто оказаться на дне океана!

Чего мне только не довелось снимать в дальнейшем: войну, бомбежки, землетрясения, прочие природные и рукотворные катаклизмы… Повезло, что не пришлось видеть в кадре смерть человека. У отца же такой случай был. Летопись их первой антарктической экспедиции началась с погибшего тракториста Ивана Хмары.

Тогда, находясь всего в десятке метров, он увидел в видоискатель камеры, как за пару секунд уходит под лед тяжелая машина и человек в кабине не успевает открыть дверь. Что-либо сделать для его спасения не было никакой возможности.