Крепь - страница 62

Шмуля, почесывая шею и что-то в уме подсчитывая, пробормотал:

– А ежели в бутылках продавать, а лучше во флягах, да брать еще за флягу… Эй, Давид, неси-ка сюда для дорогих гостей вина самого лучшего, лаконского, да кликни Веронику! Это хороший гандель, уважаемый, очень хороший! Мне тебя Бог послал! То, что еврей не смог придумать, может придумать только вумный поляк!

Тарас, перед которым поставили чарку греческого вина, в несколько глотков осушил ее, вытер усы, и, наконец, вспомнил о деле, ради которого они с Амиром и появились в этой корчме. Здесь их могло ждать известие от пана Константина. Предполагалось, что где-то в этих воложинских лесах должны собраться шляхтичи, готовившие выступление в поддержку Наполеона, а возглавить их должен был Михал Радзивилл, генерал варшавского войска. Верно это или нет – не знал и сам пан Константин, надеявшийся прояснить что-то при встрече с эмиссаром из Варшавы, но, как известно, из-за вмешательства Тарлецкого ничего не прояснивший. Если бы пан Константин был неподалеку, он бы оставил весточку и дальнейшие указания для своих слуг здесь, в Гировичах.

Однако корчмарь Шмуля о пане Константине и каких-то прячущихся в здешних лесах шляхтичах, кроме одного пропившегося шарачка, задолжавшего ему тридцать злотых, ничего не знал. Стало быть, старосаковичским чашнику и ловчему путь лежал дальше, в следующий назначенный паном пункт – в самый Несвиж.

А перед неблизкой дорогой следовало как следует подкрепиться и отдохнуть, тем более, что дождь лил не переставая.

В корчме появилась красивая молодая женщина в слегка полинявшем, но чистеньком розовом платьице городского покроя, украшенная дешевыми бусами и искусственным румянцем на осунувшихся щеках, скромно остановилась у дальней стены заведения.

– Я знаю, как мне тебя отблагодарить, уважаемый, – улыбаясь, заговорил корчмарь, – Я вижу, вы давно в дороге, без женки или подруги, верно, соскучились… А у меня для вас вон какая пригожая девка есть.

Чистая еще, только третьего дня сюда прибилась. Солдатская вдова, Вероникой зовут. Ежели пану угодно – ступайте с ней, все за мой счет!

Тарас, бросив на женщину короткий взгляд, достаточный, тем не менее, для того, чтобы уловить в нем оттенок смущения, покачал головой.

– Нет, что-то глаза у ней какие-то сумотные. Я уж как-нибудь дотерплю до дома, у меня жена хорошая, молодая. А ты принеси-ка мне лучше еще того, «конского» – славное вино!

– Славное, славное! Давид, неси лаконского! – приказал корчмарь подростку, очевидно, своему сыну, и тут же обратился к Амиру: – А что же вы ничего не пьете, пан ловчий?

– А ему вера не позволяет, – ответил за товарища Тарас и добавил, обращаясь уже к Амиру. – Только напрасно ты, страдалец, удовольствия лишаешься. Масульманской верой тебе вино пить не разрешается – вино и не пей, терпи. А про пиво и горелку в твоем Коране ничего не говорится.

– Неси. Келих горелки! – вдруг решительно потребовал Амир. Взгляд его ставших вдруг какими-то масляными глаз был устремлен на Веронику. Он не отрывался от нее даже когда ему принесли водку, которую корчмарь взахлеб расхваливал, будто бы она и второго перегона, и оковитая, то есть очищенная от сивушного масла углем.

Амир поднял келих на ощупь, залпом выпил, не оценив всех прелестей напитка. Однако все окружающее в этот момент, а может, немного раньше, для него чудесным образом преобразилось: осклизлый глинобитный пол корчмы стал казаться роскошным восточным ковром, крепкий запах чеснока и селедки – изысканным цветочным ароматом, а шум дождя за окном – прекрасной чарующей музыкой. Оторвав, наконец, взгляд от скромной солдатской вдовы, которая на этом волшебном фоне, наверное, тоже преобразилась в его глазах не меньше, чем в сказочную Шехерезаду, Амир принялся что-то разгоряченно шептать на ухо Тарасу. Тот, улыбаясь, задал товарищу какой-то вопрос, после которого Амир не раздумывая закивал головой так, что затряслись его довольно плотные щеки. Тарас, словно довольный кот, слизнул с усов каплю вина и обратился к корчмарю, тактично отстранившемуся от их переговоров: