Как оказалось, для человека труд – вдохновенный, самозабвенный и результативный труд – это спасение от невзгод и депрессии. Нашлись в цехах колонии свободные станки, конечно, не такие точные, как в институтских цехах, но работать можно. Ведь и заказы самоокупаемая колония выполняла самые простые, не требующие космической точности. Василий покрутил сначала одну ручку, затем другую, подумал: жить как-то надо – и втянулся в работу. «Золотые» руки мастера востребованы во все времена.
И все бы ничего – сносный быт устраивал, блатные не трогали. Начальство и мужики выказывали уважение. Да вот только не давал покоя Василию дух проклятого Петьки. Обычно он приходил к нему ночью во сне. То жалостливый, с одним лишь вопросом: «За что ты меня так? Я ведь только смеялся над тобой…» Грустные Петькины глаза были полны слез, а голос казался чужим – тихим и дрожащим.
А иногда он среди ночи, смеясь, врывался в его душу: «Ну что, многого ты добился, убив меня?!» Это был настоящий Петька, которого Василий хорошо знал и не мог забыть.
Сердце в ночи сжималось от боли, и он просыпался. Открывал глаза и пытался понять, явь это или сон. Долго лежал, собираясь с мыслями. И самому себе отвечал: конечно же, ничего он не добился и ничем не может быть оправдано убийство человека.
Эта боль откровения, вместе с Петькиным духом, иногда и днем врезалась ему в сердце жгучей болью. Тогда он останавливал станок, садился на стул и пытался отогнать мрачные мысли, которые тянули его в бездонную пропасть. Он будто стоял на ее краю. Судьба не дала ему в нее упасть, значит теперь нужно постараться удержаться самому.
Много людей прошло тюремную школу, со многими Василию довелось познакомиться. Хотел он этого или не хотел, выбирать ему не приходилось. Спекулянты и взяточники, грабители и убийцы всех возрастов и сословий олицетворяли оборотную сторону советской жизни. Ни с кем Василий тесную дружбу заводить не хотел. Во-первых, не умел дружить, а во-вторых, ничего общего у него с этими людьми не было и быть не могло. Так, по крайней мере, ему казалось. Он оставался одиночкой, он один стремился отстоять свою честь и достоинство в любых условиях, и во что бы то ни стало. Поэтому, наверное, многие мужики прониклись к нему уважением. И бывали случаи, когда они просили Василия разрешить их бытовые споры. Но быть арбитром нелегкая задача и всегда ответственная, поэтому он почти всегда брал самоотвод. Ведь спорщики подчас ставили на кон свою честь, которая в застенках слишком дорого стоит. Самые, казалось бы, пустяковые споры кончались трагедией.
Размышляя о своей жизни, Василий пытался проанализировать и понять, в чем ее суть. Что помешало ему тогда стать счастливым человеком? Где он ошибся? И есть ли искупление его вины? Но, к сожалению, ответа не находил. Одно лишь он усвоил, ответа ему никогда не найти в учебниках марксизма-ленинизма. Раньше как бы об этом Василий не задумывался. Не обращал внимания на лозунги и призывы партии: пятилетку в три года, экономика должна быть экономной, партия наш рулевой. Был всегда к ним равнодушен. Но время не терпит равнодушия и долго не может ждать от нас ответа на поставленные жизнью вопросы. Василий постепенно начал задумываться над тем, что истинные ответы надо искать в других учениях. Он стал анализировать свою жизнь и приходил к выводу, что происходящие события в большей степени зависят не от внешних факторов, а от внутреннего состояния человека, его духовности. А иногда и попросту являются зеркалом его души. И Василий от этого открытия содрогнулся. Ведь он-то в свою душу за всю жизнь ни разу не заглядывал…
