Крещатик № 91 (2021) - страница 5



– Скоро год, как ее нет среди вас, – сказал кто-то из-за последней парты.

– Мне жаль, что так вышло, – продолжил Бессмертный, – мы надеялись с ней подружиться. Она была так красива, что ей хотелось верить, а она не выдержала даже первого испытания…

– Да ладно тебе заливать, – перебил человек с последней парты, – сам-то ты кто такой?

Бессмертный с приятелем внесли «манекен» и расположили его на учительском столе. «Твоя аварийная жизнь больше, чем ожидание чуда», – проговорил из динамиков загробный голос. И все почему-то повернулись к сидящему за последней партой, но там было пусто. Когда он успел выйти и куда? Никто не заметил.

«Я слышу ветер пустыни», – проговорил Бессмертный, и они с приятелем губами изобразили приближающуюся опасность.

«Старому дереву умирать некуда, – с такими словами вошел исчезнувший, – старому человеку умирать ого-го-го куда…» Внезапно он сорвал с «манекена» простыню, и все ахнули.

Что было потом, толком никто не помнит. Кто говорит, что открылась молодая девушка, то ли мертвая, то ли живая, кому-то показалось, что в простыне был вообще не человек, а кто-то просто ничего не увидел, кроме абсолютно голубого неба.

Сплошные галлюцинации. Одна за другой, и такие очевидные, что всем захотелось жить долго и всегда. Школьники даже исписали стены в классе воззваниями: «Нам со смертью не по пути» или что-то в этом роде.

Тогда-то и обозначились за окнами два пейзажа – исхоженная пустыня и дремучий лес, а между ними ребенок в колыбели. Но если открыть первую попавшуюся дверь и войти во внутренний двор – красота и простор отовсюду!

Настенные надписи долго сопротивлялись ежегодным ремонтам, покуда на одном из уроков по биологии сами не исчезли.

Гиппократка

Внучке Даше

– Значит так, играем в больницу. Я – доктор, ты, дедушка, как всегда… – девочка деловито поправляет оптику на носу. – Ну и что у тебя болит?

– Горло.

– Не верю.

Дедушка артистично изображает недомогание.

– Вот видишь, с горлом у тебя всё в порядке.

– (в растерянности) Тогда сердце.

– У тебя его нет.

– (дедушка удивленно смотрит на ребенка) Утром было.

– И утром не было, – девочка повернулась к окну. – Ты родился без него.

– (осторожно) Что же у меня постукивает слева в груди?

– Ничего. Так бывает, когда кто-то мимо проходит с колотушкой, а тебе кажется, что это сердце.

– С какой ещё колотушкой?

– Ну с той, что по ночам околоточные от города диких зверей отгоняют.

– Зачем их отгонять? С ними жить нужно.

– Когда идёшь по одной тропинке, потом по другой и на опушке, где они встречаются, ты вдруг понимаешь, что идёшь дальше, чем всё, что в лесу протоптано…

– А звери?

Белесое небо и темное облако сквозь переплетение ветвей. Бурый, искусно ограненный камень. Высокая рыжая трава. А там, где, прерываясь, теряются линии, до невозможности белые цветы.

То ли выхваченный из необозримого пространства фрагмент неведомой моему глазу природы. То ли внимательно запечатленный уголок сельского двора. (Фотография.)

– И звери с тобой. Добренькие такие, совестливые. Ты же им показываешь то, чего они не видят. Сам же прислушиваешься к себе и ко всему дальнему. Но у тебя нет сердца.

– И что же?

– Жизнь получается какая-то ненастоящая.

– Однажды я взглядом посадил дерево. Прямо в землю! Оно росло себе и росло. Никто не знал, что это моё дерево. Ничем от других не отличалось. Но если я забирался на самую высокую ветку, то становился невидимым.