Крещение Руси и Владимир Святой - страница 34



Так прошло три года. Когда Олаву исполнилось двенадцать, однажды на новгородском торге он встретил эста, вооруженного боевым топором. Олав узнал топор своего воспитателя Торольва. Он начал расспрашивать о происхождении оружия. Эст беззаботно похвалялся перед отроком, и тот вскоре понял, что перед ним убийца Торольва. Олав попросил топор и, взяв его в руки, рубанул эста. Враг упал замертво. Произошло это посреди торга, на глазах у огромной толпы народа. Зная о суровых русских законах, защищающих приезжих гостей, Олав бежал на двор к княгине – надо думать, не без совета Сигурда. Княгиня, узнав обо всем, и вправду вступилась за Олава, настаивая на справедливости убийства. Поскольку кровная месть по русским законам также была оправданна, Владимир не только помиловал Олава, но и похвалил его, сочтя поступок «небывалым», а удар «очень славным» для двенадцатилетнего отрока. Он позволил Олаву остаться в Новгороде, а вскоре усыновил его.

Так описывают событие самые ранние повествования. Большинство позднейших следуют за ними, лишь добавляя подробности. Так, поскольку в поздних сагах Клеркон убивал Торольва на глазах у Олава, то никакого топора Олаву для опознания уже не требовалось. К княгине Аллогии Олава отводит здесь – что логично – Сигурд. Дальше разворачивается целая масштабная сцена защиты юного мстителя. Аллогия созывает вооруженных дружинников, толпа народа несется к ее двору, чтоб покарать Олава. Князь со своим «войском» бросается между сторонами, предотвращая сражение, и устраивает мир. Виру вместо Олава платит княгиня (никакой речи о вире в ранних сагах нет, Олава просто сочли справедливым кровником – в точности по тогдашнему русскому праву). Сигурд рассказывает княгине, кто такой Олав, и она уговаривает Владимира взять того «под покровительство».

Одд же рассказывает совершенно иную историю, в которой о самой возможности наказания его героя не заходит и речи. Верить здесь его саге не слишком следует, но интересна она тем, как скандинавский монах в ней представляет Древнюю Русь времен язычества. История мести изложена здесь подробно, но она не столь важна для рассказчика. Узнав Клеркона на торге, Олав и Торгильс поспешно вернулись домой и сообщили об этом Сигурду. Олав попросил помощи у воспитателя. Сигурд с большим отрядом явился на торг, схватил Клеркона и вывел его за город. А там Олав выступил мстителем и палачом, отрубив голову эсту.

Принятие Олава при дворе Владимира у Одда никак не связано с местью. Якобы мать Владимира, языческая «пророчица», еще в год рождения Олава предсказала его прибытие на Русь и великие блага, которые он ей принесет. На Руси вообще было «много прорицателей» – картина достаточно достоверная, если иметь в виду новгородских языческих волхвов. Те вещали уже по прибытии Олава, что страну посетили «духи-хранители», несказанно «светлые», знатного чужеземца. В год мести Олава Аллогия, «умнейшая из всех женщин», попросила Владимира созвать вече со всех окрестностей. Князь согласился на просьбу жены. Аллогия обходила людей, заглядывая им в глаза и пытаясь определить обладателя «светлого духа». Только на третий день, когда князь под угрозой велел прийти действительно всем, обнаружился мальчик «в плохой одежде» – Олав. Аллогия сразу определила, что вещуны имели в виду его. Когда Олав открыл князю и княгине свое происхождение, они обрадовались еще больше и приняли его на воспитание как собственного сына. Олав – здесь все подробные саги, разумеется, согласны – опережал всех сверстников, а в воинской доблести и уме сравнялся с самыми опытными мужами.