Много порассказал Данила в тот вечер разных историй. Для летописи моей сподобилась одна, другие со временем отошли в сторону, завязей плодовитых не дали. Для тех, кому придётся читать когда-нибудь записи, замечу, что не ручаюсь, всё ли правда в этой истории: записываю, как слышал.
…Произошло это студёной январской ночью. В подёрнутое кружевным льдом окно Данилиного дома постучали.
– Кто? – отозвался ещё не успевший крепко уснуть Данила.
– Прохожий… Спаси, родной, грешную душу. Обогрей. Данила больше не спрашивал: в такую стужу держать человека под окнами не по-людски. Накинул на плечи полушубок, на голые ноги надёрнул собачьи унты и вышел в сени, отодвинул засов.
– Входи… Морозец нынче…
Когда пришелец едва отошёл и челюсти его перестали выбивать частую дробь, Данила решился спросить:
– Откуда, не секрет, путь держите?
– Долго рассказывать, хозяин… А для сведенья, чтоб никакого сумненья не было, ухожу от бандитов…
– Партизан, выходит?
– Партизан. Красный партизан, – помялся, оглянулся: в доме только хозяин, да на полатях спит подросток.
– В переделку под Бадаром попали: отряд наткнулся на засаду. Всех нас, молодчиков, перестукали. Как воробьёв на току… Мне посчастливилось. Правую ногу чуть только прихватило.
– Вот какая оказия! – посочувствовал хозяин. – Помощь, поди, нужна какая. А то… Как тебя звать-величать?
– Григорием… О ране не беспокойтесь: сам перевязал… Пустяки. Заживёт. Не такие, бывало, видел у дружков – зарастали. Народец мы дюжливый.
– Лошадка-то была?
– Под пулю попала.
– А винтовка? Гранаты?
– Куда с ними, пешему? Припрятал до времени. У вас-то как тут – тихо, мирно, банд не слышно?
– Бывает, заглядывают. Стороной не обходят.
– Що им здеся делать?
– Всё сообщников ищут.
– Знают, должно, что отзывчивые тут люди?
– Может, и так, а может, и наоборот…
Такой был разговор у Данилы с пришельцем морозной январской ночью. Утром Гришка засобирался в дорогу – отговорил сам хозяин, мол, лучше переждать, может, схлынут морозы, да и сил надо человеку набраться после ранения. Остаться гость согласился охотно.
…В ту ночь спал Данила мертвецки. Вечером справлял поминки по жене Федоре. Пришли соседи посочувствовать преждевременно овдовевшему мужику, в тепле засиделись, разомлели. Данила, дождавшись ухода гостей, залез на печь и уснул. Гришка Безродный, вроде основательно подвыпивший, расстелил свой зипунишко на топчане, лёг отдохнуть. Лежал недолго, почуяв, что сон взял Данилу крепко, встал, вышел на улицу. Ночь была тихая, лунная, и Гришка подумал, что сегодня самый удачный момент свершить задуманное…
Проспавшийся Данила увидел утром пустую конюшню, потом кинулся в завозню – посмотреть драгоценные припасы. Дрогнув от приступившей разом обиды, Данила неуклюже повалился на землю. Обворовал злодей, Гришка! Старик Феопент, сосед, заглянул в ограду, когда Данила уже ясно всё понял. Гнедка, справного выездного коня, угнал Гришка Безродный!
– Вот рыжая стерва! Чтоб ему… За что же он тя, Данила, невзвидел? Данила отмахнулся, скорчился, словно от боли, и, ощупывая своё тело, всё ещё лежал в немощи:
– Принеси, дедусь, снадобья… Чую: разрывается сердце…
– Мне не жалко, да снадобье-то тебе не нужно: здоров ты и невредим.
– Рази? – Данила шевельнул плечами. – А вот чую: в груди что-то вроде оборвалось.
– От испугу, надо быть, что приключилось.
Данила замолчал, сосредоточился, прислушиваясь сам к себе, успокоился – ничего страшного. Всполошила опять пропажа драгоценного клада. Это о нём всё время допытывал рыжий Гришка, не давал покою Даниле.
