– Вторую руку давай, – грубо распорядился он. – Нет, не так! Сзади дай!
Отец Василий резко ушел вниз и, оставляя клочки бороды в чужих пальцах, дернулся в сторону. Рваный метнулся к нему, но священник остановил его локтем в горло и метнулся назад в сени. Загрохотала в кромешной тьме падающая металлическая посуда, он запнулся, упал, вскочил, но в тот самый момент, когда ему удалось найти дверь и распахнуть ее, он получил страшный удар по голове и снова провалился в темноту. * * *
Сознание возвращалось толчками. Свет. Сумерки. Снова свет, уже ярче. Прямо перед его лицом возникло что-то белое и шершавое на вид. Отец Василий сосредоточился. По белой стене полз маленький красноватый паучок. Он упорно пробирался вверх, но потом срывался и снова повисал на своей паутинке, отчаянно перебирая лапками. И снова он умудрялся зацепиться за поверхность стены, и снова принимался зачем-то карабкаться вверх.
В ушах шумело, а перед глазами плавали цветные фигуры. Отец Василий повернул голову и почувствовал что-то теплое и мокрое, медленно стекающее по шее.
– Батон! Он очнулся.
Отец Василий довернул голову еще. На табуретке сидел Рваный. Он тревожно смотрел на священника, время от времени выжидательно оглядываясь.
– Батон, блин! Где ты?! Я тебе говорю, он очухался!
– Иду.
Послышались тяжелые шаги, и над священником навис второй, тот самый благообразный, приятный на вид мужчина, который и привез его сюда.
– Ну, что, очнулись, батюшка? – заботливо поинтересовался он. – Вот и ладушки, вот и хорошо.
Отец Василий попытался встать, но закашлялся.
– Осторожнее, батюшка, мы тут вам удавочку приладили, – улыбнулся Батон. – Вы головкой-то не дергайте, а то задушитесь еще.
Рваный громко, нагло заржал.
Священник пошевелил заведенными за спину кистями. Наручники надежно соединяли обе руки. Он прикрыл глаза и сосредоточился. О том, куда именно он поехал, не знает никто. Это плохо. Но диакон Алексий должен был запомнить, что в Красный Бор. И это уже лучше. Беда в том, что от самого Красного Бора они находились километров за шесть. Могут не найти. Да и искать его некому. Ковалев? Смешно! А Олюшка так и поймет, что он куда-то уехал, и Алексий это подтвердит. Значит, раньше завтрашнего утра тревогу никто не поднимет. Но будут ли они находиться здесь до завтрашнего утра? Это вопрос. Неизвестно. Зависит от того, что им надо.
– Моргалы открывай! – грубо потребовал Рваный. – Неча из себя раненую лебедь корчить!
– Давайте-давайте, батюшка, просыпайтесь, – насмешливо вторил ему Батон. – Некогда нам с вами в поддавки играть. Время – деньги!
Священника потрепали по щеке, и он открыл глаза. Батон склонился прямо над ним. Оружия в руках не было ни у того, ни у другого. Но это ничего не значило.
– Зачем? – спросил он. – Зачем вы так?
– Вы нам нужны, – просто ответил Батон. – А не дергались бы, так ничего бы и не было. Сидели бы мы с вами да чаек попивали.
«Ах ты, какой душечка!» – подумал священник и, упираясь каблуками в пол, придвинулся к стене. Так захлестнувшая горло удавка мешала меньше.
– Ну-у, вы, я вижу, совсем пришли в себя, – усмехнулся Батон.
– Я тебе говорю, эта гнида поповская очухалась давно! – привстал с табурета Рваный. – А то лежит, под бревно косит!
– У меня к вам один вопрос, – уже серьезнее сказал Батон. – Кто такой Бухгалтер?
Отец Василий инстинктивно прищурил глаза. «И эти туда же! – подумал он. – Никак у этого Бухгалтера все парфеновские деньги лежат. Иначе бы они все не суетились».
