Когда я вхожу, над головой звякает колокольчик. Несмотря на утро, в «Чемодане» уже есть посетители. Хостес приветливо улыбается и предлагает выбрать столик. Я сажусь у окна – это наше любимое место.
Мне не нужно меню, но я все равно беру его из рук официантки и пробегаю глазами. Коробка вместе с курткой, свернутой в рулетик, лежит рядом. Наверное, я просто хочу оттянуть момент.
Попросив в итоге традиционный шоколад, я в ожидании заказа оглядываю зал. Деревянные столики, кожаные диванчики, специально потертые для придания атмосферы старины, на окнах – занавески в красную клеточку, тут и там чемоданы разных цветов и размеров, граммофон, стопки книг, перетянутые бечевкой, и аккуратные цветочные горшки. В честь приближающегося Нового года в углу стоит нарядная елка. Уютный и на удивление продуманный интерьер.
Когда официантка ставит передо мной высокую прозрачную чашку с прицепленной к краю длинной ложечкой, я неожиданно для себя вспоминаю, что в последний раз была здесь с Аринкой. Разумеется, с ней.
Мы сидели здесь вечером, кажется, в начале декабря. Город тогда только начал наряжаться в гирлянды и новогоднюю мишуру. Это был скучный вечер, Аринка раздражалась по всякой ерунде, а потом и вовсе замкнулась – на нее иногда нападало такое вот мрачное настроение. Я в такие моменты предпочитала молчать и отстраняться. После пар, которых в тот день было невозможно много, мы долго толкались в гардеробе, наконец надели куртки, и я уже готовилась сдержанно попрощаться и отправиться домой. Меня бесило, когда у Аринки такой настрой, потому что она всякий раз пыталась сорваться на мне. Я сдерживала ее натиски как могла, и только моя железная выдержка не доводила нас до ссоры.
Уже на крыльце Аринка внезапно буркнула:
– Пошли в «Чемодан». Посидим немного. Не хочу идти домой.
Я согласилась.
Наш любимый столик у окна был свободен, мы заказали по шоколаду и молча смотрели – Аринка в окно, а я – на посетителей. Мне нравится наблюдать за людьми, почему-то любопытно, что они едят, пьют, читают или о чем разговаривают, – наверное, я по натуре созерцатель.
– У меня такое чувство, будто за мной следят, – неожиданно сказала Аринка. Ее слова резко выдернули меня из размышлений о собственных странностях и привычках.
– В каком смысле? – Я наклонила голову ближе к ней и инстинктивно понизила голос. – С чего ты это взяла?
Бросив на меня мрачный взгляд, она снова уставилась в окно.
– Не знаю, просто чувство такое.
– Ты видела машину или…
– Да при чем здесь машина? – раздраженно прервала она. – Я говорю о том, что за мной наблюдают, понимаешь? Где бы я ни была, что бы ни делала – в институте, дома, даже сейчас! Не только за делами, но и за мыслями.
Я смотрела на нее с растущим беспокойством. Паранойя?
– И как только я сделаю что-то плохое: нагрублю маме, поиздеваюсь над Лебедевой, в очередной раз обману Макса – так сразу кто-то сверху, тот, кто наблюдает, тут же заносит это в огромный журнал и недовольно хмыкает.
– Вот ты о чем… – Я почувствовала облегчение. – Может, дело в приближающемся Новом годе? Ну, подведение итогов и все такое.
Она запустила в меня второй мрачный взгляд, нахмурила брови и, кажется, тоже немного успокоилась.
– Может быть. А может, я скоро умру. И Боженька, Аллах, Летающий макаронный монстр или кто-то из них начали вести досье моих плохих дел.
Я засмеялась и приготовилась получить еще один мрачный взгляд, но, к удивлению, Аринка усмехнулась.
