– Настя, она умерла… – Даша, не отпуская меня, шепчет прямо в ухо. – Ариночка наша умерла…
Я резко отдираю от себя горячую Дашкину щеку и смотрю ей в лицо.
– Что? – Я даже усмехаюсь. – Я тебе не верю. Да она просто загуляла где-нибудь в клубе, скоро придет! Ты звонила ей? Я сейчас сама позвоню.
Бросаюсь в кухню, надеясь найти мобильник в том месте, где была в последний раз. Даша пытается удержать меня за руку.
– Настя, она умерла.
В кухне телефона нет. Бегу в свой закуток.
– Ночью она сбросилась с Кричащей Башни.
Выхожу из-за шкафа. Телефон, видно, мне не понадобится.
– Что?! Почему? Что случилось? – Теперь я сама хватаю Дашу – прямо за края пушистого капюшона. – Что с ней произошло?
Дашка ревет и пожимает плечами:
– Ничего толком не знаю! Она сбросилась с общего балкона этой дурацкой Башни! Господи, почему ее не снесли… эту Башню… там балконы… не закрываются…
Она рыдает, закрывая лицо руками.
– Мы надеялись, что ты как-то прояснишь ситуацию.
Эта фраза принадлежит рыжему, о существовании которого я успела забыть. Он все еще стоит у закрытой двери и выглядит хоть и серьезным, но довольно спокойным. Не удостаиваю его ответом, вновь повернувшись к Даше.
– Проходите в комнату.
Рыжий тут же разувается и расстегивает парку. Даша в обуви проходит до трюмо, стоящего у стены между коридорчиком и кухней, и присаживается на него. Она перестает плакать и тоже смотрит на меня серьезно и настороженно.
– Дима прав, – говорит она. – Я надеялась, что ты скажешь, почему она… – Снова порция слез. – Вы ведь лучшие подруги… Почти сестры! Она ни с кем так не дружила, никогда. Только о тебе и говорила. Ты же как член нашей семьи!
Я вдруг чувствую, что во мне вскипает злость. Значит, Даша с каким-то рыжим Димой примчалась ко мне ночью не потому, что умерла моя лучшая подруга (боги, это просто не может быть правдой!), а чтобы выяснить почему! Шерлок Холмс и доктор Ватсон, мать вашу за ногу.
Кипящие внутри эмоции, как всегда, выплеснулись холодом.
– С чего вы, – я намеренно подчеркнула это «вы», – решили, что я знаю?
Мой ледяной тон подействовал на Дашу как ушат воды, вылитый на голову. Она уставилась на меня.
– Ну… – пролепетала она.
– Неужели ты думаешь, – перебиваю я, – что если бы я знала, что Аринка решила покончить с собой, то сидела бы спокойно дома и даже не попыталась бы ее остановить?
– Я не это имела в виду! – в отчаянии кричит Даша, и я чувствую легкий укол совести. – Но ты же знала все, что с ней происходит! Может, ее кто-то обижал или у нее были проблемы в институте…
Обижал – Аринку? Ха! И какие проблемы в институте могут быть у старосты курса?
– И я не могу дозвониться до Макса. Может, они поссорились?
Покончить с собой из-за парня, которого собираешься послать подальше? Тоже мимо, Дашенька. Как ты плохо знаешь свою любимую сестренку.
Стою и качаю головой. Нет, нет, все не то.
– Как это произошло? – спрашиваю я наконец.
– Ничего толком не знаем. Около часу ночи ее нашли у этого чертового дома, прямо на снегу… Полиция говорит, что она сбросилась с общего балкона, скорее всего, с самого верхнего – двенадцатого – этажа. Там нашли ее сумку.
– А телефон?
Перед глазами всплыл модный телефончик с изящным цветком на чехле-бампере – Аринкин мобильник.
Даша пожала плечами:
– Не нашли. Номер недоступен.
Понятно. Мы не узнаем, с кем созванивалась Аринка перед смертью. Аринка и смерть? Эти слова вообще не укладывались в одном предложении.
