Больно дышать. Ее вкус, затравленный табаком, пробуждается, и вот я уже, подбирая слова, катаю его на языке. Знаю, что это нереально. Фантомно срабатывает. Это лишь мое разыгравшееся воображение.
Мать вашу… Хочу снова ее поцеловать.
Воу-воу! Я никогда не перестану этого хотеть.
– Привет, – восклицает святоша с преувеличенным воодушевлением. – А я готовлю нам завтрак. И… Придумала игру!
Глядя на то, как Машка держится, впервые задумываюсь, что она опаснее, чем я всегда считал. Будет бить в самое сердце и придуриваться, что ничего между нами не было.
– Что за игра? – хрипло отзываюсь, уже принимая ее правила.
Похер. Отступать некуда.
Да, это какая-то ненормальная херня! Херня из-под коня, блядь! Потому что, пока мы типа улыбаемся, продолжая делать вид, что ни хрена не изменилось, воздух между нами так и искрит. Подхожу ближе и едва не задыхаюсь. Машка – тоже! Никакого, блядь, платонизма! Между нами одуряющая тяга, болезненное влечение, смертоносное притяжение.
Но Машка выдыхает и поясняет правила не чувственнее, чем «классики» в пятилетнем возрасте.
– Челлендж, двадцать четыре часа по правилам одного игрока. То есть каждому из нас будут полностью принадлежать одни сутки. По очереди. Первая – я!
– И что это значит? Конкретнее, – скрещивая руки на груди, думаю о том, как в свой день ее не касаться.
– Утром просыпаемся и придумываем план на день. Для двоих, конечно, – трещит Машка. Выключая плитку, разливает кашу по тарелкам. На сухом молоке – дерьмо еще то! Но попробуй, скажи ей… – Спорить запрещено! Беспрекословное подчинение. Сечешь, о чем я? Ярик?
Секу, блядь.
В моем сознании как по щелчку такой видеоряд порнокадров вспышками выстреливает, Браззерс позавидует!
– По рукам? – протягивает ладонь.
А я ловлю себя на том, что не хочу к ней прикасаться. Точнее, хочу. Пиздец, как хочу! Страшно разбудить дремлющего зверя.
– А смысл в чем? – вздергивая бровь, кривовато ухмыляюсь.
– Ну… – не теряется святоша и ладонь не опускает. – Будет весело! И у тебя не найдется возможности меня игнорировать. В мой день. В свой, конечно, можешь запретить мне даже разговаривать, – предполагает полушепотом. – Ну, так как?
А когда я отказывался?
– Идет.
Пожимая ее ладонь, ощущаю, как кончики пальцев током пробивает. Штырит по венам дальше. Сердце по новому безумному кругу запускает. В груди моментально горячо становится.
– Супер! – восклицает и отворачивается к столу. Достает из ящика столовые приборы. – Первое: мы никогда не будем вспоминать вчерашний день.
– Согласен. Херня получилась. Забудем.
Подыгрываю, а она еще глазюками на меня сверкает, словно я вновь ее выбесил.
Чё опять не так?
– Ладно… – прочищает горло Машка. – Сейчас позавтракаем. И будем смотреть фильм. Я выбираю! Слышишь, Градский?
– Слышу, слышу, – прочесывая ладонью затылок, усаживаюсь за стол. – Не глухой. Завтра оторвусь. Устрою тебе такой стендап, охренеешь. Давай свою кашу, – хлопаю по столу ладонью.
– Стендап – это как в камеди или как в фитнесе?
– Еще не решил. Может, адское комбо тебе замучу. Напрягу по полной. Будешь потеть, плакать и смеяться.
– Звучит захватывающе, – хмыкает со всем скепсисом.
Опускает передо мной тарелку, а я смотрю на эту бурду, и от одного вида тошно становится. Загребаю ложкой и все силы направляю на то, чтобы не морщиться.
– Наперед не забегай. Посмотрим, насколько круто ты день организуешь. Я-то выдержу и даже «базар» попридержу. Но завтра тебе отомщу, имей в виду, – в предвкушении ухмыляюсь. Дождавшись, когда она усаживается по другую сторону стола, прошу: – Соль передай.
