Читать онлайн Елена Ананьева - Крик Эдварда Мунка, или Поцелуй сфинкса

Валерия Вершинина, главная героиня серии романов «Бегство», не будучи в Германии востребованной по профессии, искала дело по душе. Да, еще такое, чтобы не прерывало опыта работы. Переехав через границу, а трудилась она до отъезда не только как галерейщица, организовывая выставки художников и поэтические вернисажи, но и была страстным исследователем. Если обобщить род ее деятельности, она добивалась скрупулезности в изначальном понимании и препарировании искусства. А потом еще и арт-терапии. Своего рода гомеопат. Как специалист – работая раньше напрямую с музеями, в том числе столичными, с лабораториями, подтверждением результатов, свидетельствами идентификаций, также и с правоохранительными органами, давала вместе с коллегами и приглашенными учеными, заключения по артефактам. Это – ее остров Сокровищ. Неразменный запас знаний. Они постепенно стали рваться наружу. Сами по себе. Будто в ее матрице образовалась труба выхода в пространство высших сфер. Многое виделось иначе. Многие процессы прошлого открывались неведомыми ранее сторонами. Так в поле ее пристрастий попал беспокойный, неистовый художник – экспрессионист, которого еще нарекали Ювелиром безумия – Эдвард Мунк. Вполне для безумного времени и сдвижения всех матриц мира подходящий момент исследования истины.

…Почему-то в Германии, чтобы признали диплом, да, и огромный опыт работы, нужно упорное подтверждение его в практически повторном обучении. Институт называют смешно: «Атабеники». Ели вареники… Да, немало каши нужно съесть, чтобы всё сдать, начиная с «А и Б»…

Изначально в решении языковых барьеров. А возрастной ценз не стоит на месте. Многие сразу остаются за бортом интеллектуальной деятельности. Это одна из нерешимых проблем интеграции. Это было и есть до сих пор… Это – на совести политиков, принимающих решения. И эмигрантов. Но все так… Кто успешнее, кто-то сразу решает ничего не делать. Так и катится, и ему еще все обязаны помогать.

В трудный момент жизни Лера взялась за написание крупного романа, предварительно изучая творчество любимого экспрессиониста – Эдварда Мунка. В его жизненном пути оказалось столько загадок, открывались сфинксы проблем и герои-«сфинксы» на пути. Даже проблемы показались похожими в чем-то на ее. И душевный разлад, неуспокоенность, поиски…

Вгрызаясь в свидетельства прошлого и совершённого недавно, не оставалось места и времени для Монстров хандры, боли и страха.

Как-то встретилась она с коллегой, Осиком Брудером, в городе на Майне.

– Лерушка, рад видеть! Ты как здесь? Ты наша Весна…

Боттичеллиевская… – кинулся в объятия.

Проходящий мимо Вячеслав Добрынин оглянулся и подмигнул ей… «Не сыпь мне соль на раны» – запомнилась песня. Может могла бы еще жизнь свою устроить, если бы направила на то усилия, уходящие в пространство.

– Ну, уж скажешь…

– Помнится, был влюблен в тебя. А ты мне все отказывала. Я в тебе видел самые светлые и превлекательные образы. Но и боялся тоже…

– Эта боязнь мужчин известна… А ты откуда, милый?

– Из Джерузалима… Здесь на пару дней.

– Так сходим в наш Штедель. Как раз выставка картин Мунка, не путать с детективом Монком, – посмеялись. Дотошного детектива все знают. Ей никогда не хотелось быть такой канцелярской крысой. А ведь приходилось.

– Вестимо. Эджвард…

Он переделывал, как обычно, слова на свой лад.

Такой себе былой Казанова-завлекатель с чубчиком, закручивающимся на лбу страстным, испанским локоном. А на лице отражения трудов праведных и соблазнов – побед и успехов у женского пола. Кажется, чем серьезнее работа, тем более накатывают желания проявить свои казановские способности…

Они шли через Ромер плац, где блистает золотом и флагами «в гости к нам» мэрия, живые скульптуры, густо осыпанные бронзой, серебрином, золотином, с коробочками перед перформансом, заняли места на постаментах.

– Жду тебя! – заламывает руки скульптура, моментами оживая.

Рядом бежит с дипломатом в руках иная фигура, и замирая в неожиданных позах, намекает всем официяльным видом на раскрытую, плетенную шкатулку…

А рядом поют, играют не просто на скрипках, но уже с усилением, а то и на новых металлических сферах, внушительных размеров, извлекая космические звуки, завывания, скрипы, всхлипы мусульманско-арабского направления… Как везде в мире, где мир, жизнь бурлит всеми красками и звуками.

Делегация японцев, они тоже везде. Резво фотографируют… Почти также в других странах.

Разве не похожи замершие и движущиеся фигуры в разных странах приметой времени?!

Так и чувственная, психологическая сторона личности остается почти неизменной столетиями назад. Меняются детали, интерьеры, манеры, мода, пристрастия, направления стилей и жанров.

Окунемся вместе с героиней в экспрессионизм Эдварда Мунка, его изыски, исступленные всплески, отображения на холстах и дневниках, отчаяние, перипетии кражи и поиска знаменитых картин – «Крик» и «Мадонна».

«Она словно бы представляет „Метафизику сексуальной любви“ Шопенгауэра, где мужчина и женщина – это элементы, приходящие в контакт, но никогда не соединяющиеся. Женщина – загадка для мужчины, сфинкс, который ему приходится все время разгадывать».

Пол Ходин, немецкий исследователь творчества Эдварда Мунка.

Мужчина – загадка для женщины также.

«Странное, бесполое существо на переднем плане могло быть навеяно видом перуанской мумии, которую Мунк, возможно, видел на всемирной выставке в Париже в 1889 году. Мумия, скрюченная в позе эмбриона, с открытым ртом и прижатыми к щекам руками, также поразила воображение Поля Гогена…»

Роберт Розенблюм, искусствовед.

Впервые картина «Крик» (тогда ещё под названием «Отчаяние») был представлен публике на берлинской выставке в декабре 1893 года. Он завершал собой небольшую серию картин под названием «Любовь» («Die Liebe») – после нее пришли экспрессии «Фриза жизни»: «Голос», «Поцелуй» и «Ревность», «задокументировавшие» рождение, расцвет и гибель любви, последующее отчаяние, запечатленное в разных формах – рассказала выставка в знаменитом Франкфуртском музее «Штедель». Эти основополагающие сведения важно обозначить сразу.

В них уже загадка: почему картину «Крик» крали из музея и не один раз? Кто украл на сей раз? Каковы мотивы? Кто разгадает эту загадку? Посмотрим несколько шире.

Стало известно: на картину «Крик» готовится новое покушение.

Глядя на ленту истории, вьющуюся в прошедшем пространстве, видно, что настоящие проблемы лежат и в позапрошлом веке, не говоря о ранних. Также проблемы беженцев, когда люди, известно, и раньше кочевали в поисках лучшей жизни, климата, общества.

Известное напутствие: «Упаси тебя от тюрьмы и сумы!» Кажется, чем дальше, тем больше этих животрепещущих проблем в мире. И на виду всех, благодаря интернету. В Норвегии, как во всей старушке-Европе, особенно остры и по прежнему волнуют проблемы беженцев, интеграции, кровопролитий между кланами, коррупции, нарушений прав человека.

Один норвежец Андерс Брейвик, сменивший имя на Фьотольф Хансен, чего стоит?! Осужденный в 2011 году на 21 год за двойной теракт, жертвами которого стали 77 человек, отбывает наказание. В чем повинны подростки молодежного лагеря на острове Утейя? Или пострадавшие в правительственном квартале Осло?!

Представляю, как переживал бы такие события впечатлительный Эдвард Мунк. сколько экспрессии оставил бы на живописных плоскостях.

Необычайное буйство красок в ночном небе за Полярным Кругом дает художникам простор для творчества. Из года в год происходит солнечно-ветренная феерия. Северное сияние, иногда называемое полярным, возникает из-за столкновения потока заряженных частиц, «солнечного ветра» с магнитным полем Земли. В результате этого на фоне звезд появляется свечение зеленого и розового цветов. Оно дает уникальную возможность запечатлеть северное сияние, находясь даже на более южных широтах. Вот лишь малая часть чудес, которые украшают, как инсталляции огромных, колышущихся, цветовых пластин, небо над Норвегией.

Молодой художник Эдвард Мунк в постоянном поиске…Славянского склада лицо. Русые волосы. Длинноватый тонкий нос с чувственными ноздрями. Удлиненный овал лица, по-детски припухлые губы и выдающиеся, рвущиеся за пределы овала уши, чутко улавливающие тончайшие полутона и шорохи не только в тишине мастерской.

Утонченный и заметно очень эмоциональный, музыкальный и непредсказуемый. Ему – 21 год! Упоительный этап зрелости. Он – трудоголик. Чутко всматривается в окружающий мир и свою натуру. Всё вдохновляет: фьорды, тяжелая, как амальгама, поверхность воды. Его отражения в разных позах и состояниях. Он – часть огромного, бурного мира. И он, втекая в него, перетекает потом в красках на полотна. Но…ох, нет, как не удачно… нужно иначе… Нужно переписать… Все, что появляется на полотнах не удовлетворяет. Отбрасывает, вышвыривает картоны, режет с остервенением чуткую бумагу. Его душа, столь ранимая, что признали уже знаменитым меланхоликом, увлечена. Живопись, акварели, графика, особые ракурсы в изображении окружающей действительности, в переработке его тонкого внутреннего мира, дают нечто новое, столь же эфимерное. Был ли он меланхоликом на самом деле, как считается? Только ли мрачные, мистические полотна оставил? О чем вещают его символы? Без них и записок в дневниках, сопровождающих по жизни, это не Мунк. Он оставил еще немало свидетельств своей неуемной, ищущей натуры.

Уже появились первые картины маслом. «Девушка у печи», выполненная в тонах, заимствованных у земли-матушки, принесла неудержимую… критику. Не положительную, нет. Разве можно понять сразу оригинальные замыслы молодого автора. Смелый размах руки. Невыписанность деталей. Символизм и экспрессию, вырывающиеся из «тела» первых уже холстов и кричащих будто о своем появлении:

«О, это я, внимайте мне! Мое явление! Поймите и примите!»

Нет. Никак. Не так просто. Хотя первое произведение не так сразу и дается. Будто само норовит «в печь» прыгнуть, факты поджарить, переборщить, насолить, подсластить, да такого заварить…

Но он – художник! Должен терпеть! Она (резкая критика) сопровождала дальше по жизни. (Как впрочем, всех потом великих.) Все попытки создать свое, новое, непревзойденное с самого начала приносят неудачи. Впоследствии он даже начинает общаться виртуально со своим критиком. Мысленно спорит с ним, оппонирующим не столько с желанием принести усовершенствование, сколько преследующим его самые яркие, как он был убежден, и смелые новаторства. Его творческая натура находится в поиске. И как благодарность, возможно, спускается с небес восхительное чувство. Очевидно, невидимый дирижер указывает на его ждущую отдохновения душу.

Эдвард познает любовь. Бурную, взрывную. В этом возрасте она кажется чем то особенным, небывалым, как ни у кого. Она ведет его к поискам нестандартных изображений прекрасных дам, природы в особом ее видении, столь же удивительной и чувственной. По-южному жаркой. Контуры фьордов, волнистые очертания, вязаные кружева природы, переходили впоследствии на его холсты неровными, рваными линиями. Завихрения в природных проявлениях транспорировались в подсознании и оттуда прямиком следовали на плоскости холстов или картонов в столь же немыслимых, сложных конфигурациях и моделях.