Пока Суздальцев снимал с сетку с его головы, Сабиров максимально подробно рассказал ему обо всём, что с ним только что произошло.
– Потрясающе! – воскликнул доктор, дослушав рассказ. – Это просто невероятно! Но, если бы вы знали, как я испугался! Дело в том, что буквально через минуту, как вы погрузились в электронный сон, произошёл какой-то дикий скачок напряжения. Я слышал, как затрещал чайник, включенный в розетку. Он похоже сгорел к чёртовой матери, ну да чёрт с ним! Главное индикатор! Вот этот.
Александр Петрович пальцем показал на традиционный стрелочный индикатор, раскрашенный в три разных цвета. Левый крайний сектор был выкрашен в зелёный цвет, центральный в жёлтый, а крайний правый в ярко-красный.
– Обычно, когда аппарат работает, стрелка всегда находится в зелёном секторе. Дальше она никогда не заходила. После же скачка напряжения стрелка мгновенно перескочила в жёлтый, а ваши глазные яблоки начали судорожно шевелиться, словно вы осматриваетесь по сторонам, находясь в опасности. Я, разумеется, тут же выключил аппарат, но просыпались вы дольше, чем обычно. Всё это, разумеется, очень меня напугало.
Минут через десять, Андрей окончательно пришёл в себя и по ощущениям чувствовал себя гораздо лучше, чем до начала сеанса. Его голова стала абсолютно ясной и лёгкой.
– Скажите, Александр Петрович, а для чего вообще обозначены эти сектора на индикаторе? Если ваш прибор всегда работал в зелёном, то для чего тогда нужны остальные? – поинтересовался Андрей.
Суздальцев заметно смутился, услышав вопрос майора, и ответил не сразу, очевидно подбирая нужные слова.
– Думаю, что водить за нос мне вас не стоит. Поэтому расскажу всё, как есть, а вы уж сами решайте, что со мной делать, – начал доктор, явно рассчитывая на снисхождение со стороны со своего пациента и закона, который он был призван защищать. – Дело в том, что аппарат этот оказался у меня практически случайно. В конце восьмидесятых, когда я был ещё аспирантом на кафедре, мой научный руководитель проводил эксперимент с этим самым прибором. Программа была закрытой и никого постороннего к ней не допускали. Заведующий нашей кафедрой профессор Хазин работал с аппаратом сам. Но, знаете, как бывает? Зайдёшь раз, другой, увидишь что-то, а потом вдруг начинаешь понимать, что тут к чему. Вот так вприглядку, можно сказать, я кое-чему и научился. Понял, как и для чего можно использовать это устройство. Скажу вам честно. Здесь ещё достаточно много всевозможных переключателей и каких-то регуляторов, о которых мне ничего не известно, но я их не трогаю. «Не навреди!» – основной закон медицины. Понимаете? То, что вы мне сегодня рассказали, безусловно, расширяет границы работы прибора, но как этим пользоваться я не знаю.
– Понимаю, – обдумывая на ходу рассказ доктора, произнёс Андрей. – Кстати, Вы можете мне объяснить, как этот аппарат оказался у вас?
– Разумеется. Я его не воровал, поверьте! В девяностые начался страшный бардак! Программу закрыли, а прибор, разработчики, кажется, должны были приехать и забрать сами, но не приехали. В результате он пылился в лаборатории больше двадцати лет. Стоял себе в углу, заваленный различным барахлом и всё. Помог ремонт, который затеяли пару лет тому назад. Начали разбирать вещи и тогда я наткнулся на него. О его предназначении, кроме меня, уже никто понятия не имел. Вот тогда я и решил попробовать его в деле и на свой страх и риск провёл несколько сеансов с сотрудниками, страдающими от бессонницы. Ведь это всё, что я знаю о возможностях прибора. Эффект оказался положительным в ста процентах случаев. И тогда я решил практиковать его применение. Разумеется, незаконно, но с пользой для пациентов. Вот такая история.
