– Лучше бы он и в самом деле зарубил этого Перцевого, меньше проблем оказалось бы. Поляков – дико мстительный тип. Он не прощает издевательств над достоинством своей драгоценной личности.
– Значит, Сидоренко вытащить сейчас из СИЗО не удастся?
– Ну почему же? Могу походатайствовать, – утешил меня Киря. – Я смотрел дело – доказательств маловато, да и трупа нет. Только пусть твой Сидоренко ведет себя ниже травы, тише воды. Иначе нарвется.
– Значит, поможешь? – улыбнулась я, не сомневаясь в положительном ответе.
Владимир не заставил меня ждать:
– Разумеется, сейчас договорюсь. Пропуск тебе выпишут, сама и заберешь своего парня.
– Ну, положим, он не мой парень, а просто приятель. Ладно, Кирь, с меня пиво.
– Угу… – набирая телефон и уже забыв о моем присутствии, машинально хмыкнул Владимир.
Попрощавшись с ним, я вышла из кабинета и спустилась к машине. Поеду, заберу беднягу. Надеюсь, он не слишком намаялся в камере за эту ночку.
* * *
– Таня, ты! – рванулся к зарешеченной двери Сидоренко, едва меня увидел. Я кивнула и огляделась, пока охранник, сопровождавший меня до камеры предварительного содержания, открывал дверь.
Не сказать, чтобы здесь было очень уютно, если честно. В маленькую, метра два на два, камеру было набито человек пять-шесть народу, и физиономии личностей доверия не внушали. А на меня они вообще так посмотрели… Но реплик бросать не стали: каменная рожа охранника действовала на них в качестве холодного душа.
Сидоренко был нешуточно потрепан. Джинсы походили на половую тряпку, правда, с бирочкой крутой фирмы. На лице красовалось багрово-синее пятно, оставленное чьим-то резвым кулаком. Волосы всклокочены, а на щеках – поросль рыжеватой щетины. В глазах – паника и злость.
– Меня что, отпускают? – с надеждой поинтересовался Сидоренко. – Танюш, правда?
– Ну да, только дашь подписку о невыезде, – обрадовала его я. – Вань, ты в порядке?
– Н-ну… в душ очень хочется, – не стал кокетничать Сидоренко.
Я улыбнулась – в самом деле, в душе побывать ему не повредит.
Наконец все формальности были успешно завершены, и мы вышли к моей «девятке».
– А где моя машина?
– Неподалеку, на штрафной стоянке. Ты хочешь ее забрать?
– Нет, – мотнул головой Сидоренко, поглаживая волосы, словно пытаясь привести шевелюру в порядок. Руки его заметно дрожали, выдавая охватившее парня нервное напряжение. – Я вряд ли сейчас смогу вести машину. Подбросишь?
– Само собой, – я распахнула дверцу своей «девятки» и предложила Ваньке садиться.
Он плюхнулся на сиденье, едва не запутавшись в собственных ногах, я заняла свое место, и мы поехали.
– Танечка, от меня ведь не отцепятся, – помолчав, трагично заявил Сидоренко. – Этот следователь на меня так взъелся! Слышала бы ты, как он меня допрашивал – того и гляди по физиономии надает. Ни одному слову не верил! Постоянно порывался унизить. И эта жуткая камера…
– Верю, – кивнула я, ободряюще улыбаясь. – Само собой, ты же его вчера сбил, как вражеский самолет. Вот он и бесится.
– И что мне теперь делать?
Вопрос прозвучал риторически. Ванька задумался, пытаясь отыскать в своем ученом мозгу ответ на него. Я тоже молчала, следя за дорогой и злясь на ритмичные движения «дворников» по стеклу. В крышу машины барабанили крупные дождевые капли, словно ударник на дискотеке. Все вокруг было затянуто дождевой прозрачно-серой пеленой. Деревья казались тусклыми, будто в тумане, листья угрюмо свисали вниз. Птицы, которым такая погода тоже явно не доставляла радости, нахохлившись, сидели на ветках, не решаясь спрыгнуть вниз и позавтракать. Видно, боялись утонуть.
