И правда, наше рождение в этом мире – мистерия гораздо более глубокая, чем мы думаем, все мы вписаны в эту драму в соответствии с замыслом Предвечного. Однако с того момента Зюся жил одной мечтой – стать Мастером и соорудить точно такую скрипку, какая была у Шломы, чтобы, когда она заиграла, зрители замерли от восторга.
За ледяным бельмом окна мелькали тени московских прохожих, слышались смех, ругань кучера, звон церковного колокола.
Замерзшими пальцами Макар заворачивал чайную труху в серебряные бумажки. И хотя в “личном деле” за номером 641, которое Стеша без малого сотню лет хранила в сундуке, на вопрос “Если вы неверующий, то с какого возраста?” старательным почерком Макара написано: “с 12 лет”, – несколько серебряных бумажек все-таки припрятал себе в карман, чтобы сделать рождественскую звездочку и принести домой. Повесит он эту звездочку на окно, и будет свет ее означать свет рождения младенца Революции. О ней, как о светлом празднике, мечтал Макар Стожаров: в новом 1905 году будет все по-новому!
После работы Макар ходил на лекции в рабочем собрании, в Лигу самообразования, возникшую, правда, по инициативе кадетов, слушал умных людей о жизни звезд и Вселенной, о космосе, о вечности, о возможности достижения других планет, о поисках Трои и земли Санникова. Учился уму-разуму. Вход стоил 5 копеек, полицией разрешено. Все официально, на лекции присутствовал пристав, косился на рабочих из-под фуражки, чертил что-то в свою серую тетрадку.
У Макара в кармане тужурки тоже припасена тетрадка, в нее он записывал разные мысли, которые бродили в его голове. Были в ней и “вирши”, или “поэмки”, так называл он свое рифмованное творчество, по весне его обуяла мания стихосложения. Если карты выпадут удачно, спросит докладчика и прочитает свое последнее!
А тут еще группа ленинцев, частью из партийцев, частью из сочувствующих, решила использовать собрание в целях легального распространения боевого материалистического мировоззрения и провести в лекторы своих кандидатов. Так что в начале июня активисты РСДРП снеслись с канцелярией градоначальника и получили разрешение огласить лекцию “Жизнь пчел, мелких грызунов и других животных”.
Мало ли, думал Макар, вдруг докладчику надо будет отдохнуть от чрезмерного умственного напряжения. Как не вылупиться в такой ситуации, не выскочить на сцену и не зачитать пару катренов!
В назначенный день помещение театра при фабрике Алексеева заполнили слушатели, рабочие валом валили со всей Москвы в сопровождении жен, детей, братьев, сватьев, деверей, шуринов, снох, зятьев и прочей родни. По воспоминаниям уполномоченного райкома партии товарища Рубина, руководителям Лиги такая инициатива снизу была как серпом по яйцам, они бегали из угла в угол и встревоженно шушукались. А некоторые в пух и прах разодетые и надушенные “гражданки”, едко подметил товарищ Рубин, будучи не в силах вынести спертой атмосферы сокрушительного замеса гари, сала, нефти, паленого, пивного, селедочного, сенного, табачного, лукового и черт знает еще какого, которым и впрямь разило от нахлынувших гостей, даже вскочили и, смущенные, покинули собрание.
В зале царило приподнятое настроение. Все ждали докладчика – Василия Шумкина. Макар не раз встречал его на Золотом Рожке, в чайной Горяченкова. На самом деле этот “зоолог” был пролетарский большевик, старый подпольщик по кличке Фу-Фу. Как часто, думая о чем-то своем, он повторял: “Фу-фу, все кончится печально…” Эта поговорка сохранилась у него с времен ссылки, за что его и прозвали Фу-Фу. Ни жены, ни подруги, ни постоянного угла, вечно полуголодный, на грани провала, он положительно слился с партийной революционной работой. При этом в Сибири охотники подарили Василию двух медвежат. Сколько шума и тревог натворили они втроем в Москве! (Через много лет посетители московского зоопарка бывали свидетелями бурных встреч двух матерых косматых медведей с пожилым коренастым мужичком, бородатым и в кепке.)
