Кристин, дочь Лавранса - страница 27

Рагнфрид вернулась в зимнюю горницу, разделась и тихонько забралась в постель рядом с Ульвхильд. Она положила свою руку под голову ребенка и прижалась лицом к лицу малютки, так что чувствовала теплоту тела Ульвхильд и резкий запах пота, исходивший от влажных детских волос.

Ульвхильд спала спокойным, глубоким сном, как всегда после вечернего напитка фру Осхильд. Сено из травы зубровки, подложенное под простыню, одуряюще пахло. И все-таки Рагнфрид долго лежала без сна, не спуская глаз с маленького светлого пятна на потолке, – это луна светила на роговую пластинку, вставленную в отдушину.

В стороне, в другой кровати, лежала фру Осхильд, но Рагнфрид никогда не знала, спит она или бодрствует. Никогда Осхильд ни одним словом не упоминала об их прежнем знакомстве в былые годы, – и это страшило Рагнфрид. И ей казалось, что никогда еще она не была такой горемычной и никогда еще ее сердце не сжималось так от страха, как сейчас, – хотя она и знала теперь, что Лавранс будет опять совсем здоров и Ульвхильд останется в живых.

Казалось, фру Осхильд забавляло беседовать с Кристин, и они с каждым днем все больше сближались. Однажды, отправившись на сбор трав, они сидели вместе высоко на склоне горы, на зеленой лужайке под каменистым обрывом. Сверху виден был двор на Формо, и они различали красную куртку Арне, сына Гюрда; он приехал верхом вместе с ними и теперь стерег лошадей, пока фру Осхильд с девочкой собирали травы в горной роще.

Пока они сидели там, Кристин рассказывала фру Осхильд о своей встрече с горной девой. Она не думала об этом в течение многих лет, но тут все снова ей вспомнилось. И во время рассказа ей вдруг почудилось, что между фру Осхильд и горной женщиной есть какое-то сходство, хотя она отлично знала, что они не похожи друг на друга.

Когда она кончила рассказывать, фру Осхильд некоторое время сидела молча, глядя вниз на долину; наконец она сказала:

– Умно было с твоей стороны, что ты убежала, раз ты была еще ребенком в то время. Но разве ты никогда не слыхала о людях, взявших золото, которое протягивал им горный дух, а потом обращавших самого тролля в камень?

– Я слыхала такие сказки, – отвечала Кристин, – но никогда не решилась бы это сделать. И по-моему, это некрасиво.

– Это хорошо, если человек не решается делать то, что кажется ему некрасивым, – сказала фру Осхильд, усмехнувшись. – Но зато не так уж хорошо, если человеку что-нибудь кажется некрасивым потому только, что он не решается это сделать. Ты очень выросла за это лето, – вдруг заметила она. – А ты знаешь сама, что будешь красивой?

– Да, – сказала Кристин, – говорят, что я похожа на отца.

Фру Осхильд тихо засмеялась:

– Да, во всяком случае, для тебя было бы лучше, если бы ты походила на Лавранса и душой и телом. И все-таки будет жалко, если тебя выдадут замуж здесь, в долине. Не следует презирать ни крестьянских привычек, ни хуторских обычаев, но все эти знатные люди[25] здесь в горах считают себя такими важными, что равных им прямо нет во всей норвежской земле! Они, верно, удивляются, как это я могу жить и благоденствовать, когда они закрыли передо мной свои двери. Но они ленивы, высокомерны и не хотят учиться новым обычаям, а сваливают вину на старую вражду с королевской властью во дни Сверре.[26] Это ложь, – твой прадед помирился с королем Сверре и принимал от него подарки, но если твой дядя захотел бы вступить в свиту нашего короля и служить ему, то ему пришлось бы обтесаться и снаружи и внутри, а делать это вашему Тронду неохота. Но тебе, Кристин, надо бы выйти замуж за человека, воспитанного по-рыцарски, куртуазного…