– Какого Стивена?
– Стивена Хокинга.
– Это который по черным дырам?
– Да. Того самого.
…
– Вот твои-то обрадуются!
– Не обрадуются…
– ?
– Я здесь очень ненадолго… Мне нельзя… И ты меня не видел.
– Понял… А как же?.. – я повернул голову в сторону сидевших на топляке.
– Я вас свёл – моя задача выполнена. Они погуляют на Дне города – и тоже обратно.
– Как это – «погуляют»?
– Да уж как получится! – Лёша ободряюще толкнул меня плечом. – Да ты не переживай: есть-пить они не попросят – это им без надобности. Курево у них тоже своё…
– А… почему я?
– Они тебя выбрали. Я им много про тебя рассказывал.
– Про того – не того?
– И про это тоже.
– Да кому они – такие – нужны в этом городе? Кто их ждёт?!
– Вот и проведаете.
…
– А Марина Ивановна почему не говорит ничего?
– Глухонемая. В этот раз.
– ???
– А следующий раз – глухонемая приду на свет, где всем свой слух дарю, свой слух дарю. Ведь все равно – что говорят – не понимаю. Ведь все равно – кто разберет? – что говорю.
Я украдкой вздохнул и встряхнул кулаком.
– Ты бы еще перекрестился! – заметив это, хохотнул Лёша. – Насчет глухоты её я сомневаюсь, но немая точно.
– Что это она там пишет? – увидел я, как Марина Ивановна чертила прутиком на песке у самой кромки воды.
Мы с Лёшей оторвали пятые точки от грешной земли и подошли взглянуть.
Мы к Каме прибиты камнями…
– успела вывести она, но волны от прошедшего четырехпалубного теплохода-праздника (как указано в рекламных проспектах) «Владимир Маяковский» через мгновения смыли эту строчку…
– Мне пора, – вздохнул Лёша.
Помог закинуть мне за спину рюкзак, вручил спиннинги и тяжелый садок.
– Вот теперь ваш, так сказать, Вергилий! – жестом рук, с полупоклоном пригласил он следовать за мной явившихся с ним из глуби и глади.
И пошел вверх по реке, а мы побрели вниз.
Чавкая сапогами по мокрому галечнику, думал я о разном: о том, например, что человек обречен на грусть и несчастья; и о том, куда мне теперь податься с моими… кстати, как же мне к ним обращаться?.. По имени-отчеству? Но я не Лёша… Или так, как он их мне представил?.. Но устанешь выговаривать каждый раз: «штабс-ротмистр»… Мадам и месьё?.. Женщины?.. Товарищи?.. Граждане?.. Гражданки?.. Нет, не то… Безличные варианты тоже неуместны… А может быть – любезные цыпы мои?..
В этот самый момент прилетел мне камушек в свободную от рюкзака шею, и я услышал голос штабс-ротмистра:
– Голубчик, соблаговоли укоротить шаг, а то мы не поспеваем за тобой!
Я остановился и пропустил их вперед.
Они шли, обмахиваясь ивовыми, что ли, веточками, и любовались то крутояром справа, то полноводной рекой слева.
Ну, раз я «голубчик», то вы тогда будете «голубушками» – решил я про себя.
Встретилась нам на пути знакомая мне братия прокопченных детей Реки – возле целой батареи донок на корточках сидели они, и татуировки на них были серьезные и правильные. Две дворняжки, бывшие с ними, при нашем приближении вдруг поджали хвосты и завыли. Мужики цыкнули на них и стрельнули по нам глазами.
– Привет!
– Привет! На червя или на рогана? – спросил старшой.
– На «бутерброд».
– Фарт есть – его не может не быть.
– Да уж… – почесал я в затылке, имея в виду вовсе не рыбу.– Я вам садок на сохранение оставлю – гости у меня, боюсь, не скоро домой доберусь, пропадет улов?
– Оставляй.
– Добычу поделите…
– Как скажешь… Чифирнёшь? Или «купчику» заварить?
– Спасибо, временем не располагаю.
– Самогонка есть…
