– Да уж конечно. – Он сочувственно покачал головой. – Правда, с этим мне тоже не все ясно, сынок. Зачем вообще ты сюда приперся? Это ж от самой Аризоны и в такую дыру, как Пиердейл!
Я пожал плечами:
– Отчасти именно потому, что далеко. От Аризоны. Поскольку, если уж решил начать жизнь заново, надо как следует отряхнуть прах. Не так легко ведь сделаться чем-то в глазах людей, которые знают тебя и помнят, что ты был ничем.
– А-га. Вот оно как.
– Дело, конечно, не только в этом, – сказал я. – Здесь дешево и разрешают записаться вольнослушателем. Не так много колледжей, где это допускается, вы ж понимаете! Если у тебя нет аттестата средней школы – всё, отвали. – Я издал короткий смешок, постаравшись, чтобы он прозвучал мрачно и подавленно. – И надо же как вляпался! А ведь мечтал годами – чуточку подучиться, найти приличную работу и… Н-да, не надо было, видимо, строить иллюзии.
– Да ладно, сынок!.. – Он с огорченным видом прокашлялся. – Не бери в голову. Я понимаю, это дичь и чушь собачья, мне самому все это нравится не больше, чем тебе. Но у меня нет выбора – при том кто такой Джейк Уинрой. Так что ты уж выручи меня, давай вместе это как-нибудь по-быстрому утрясем.
– Спрашивайте, я все вам расскажу, шериф Саммерс, – сказал я.
– Отлично. Что у нас с родственниками?
– Отец у меня умер. Про мать и остальных членов семьи ничего не знаю – где они, что… У нас раздрай пошел сразу после смерти отца. Разбрелись кто куда. Это было так давно, что я не помню даже, как они выглядят.
– Да ну? – удивился он. – Неужто?
Я перешел к подробностям. Из того, что я сообщал ему, ничего проверить было невозможно, но я заметил, что он мне верит; да и странно было бы, если бы он совсем уж ничему не верил. Говорил-то я почти правду. Практически как на духу, за исключением дат. В начале двадцатых угольные шахты в Оклахоме прозябали в жуткой депрессии. Забастовки, беспорядки, усмиряющие население спецвойска, и ни у кого не было денег даже на харч, не говоря уже о врачах и похоронщиках. Было о чем подумать и помимо свидетельств о рождении и смерти.
Я рассказал ему о том, как мы перебрались в Арканзас – собирали там хлопок; потом двинулись дальше к югу, в долину Рио-Гранде, на фрукты и снова к северу, в Империал (штат Небраска), там как раз поспевал урожай… Сначала держались вместе, потом начали расставаться – на день, на два, когда это требовалось по работе. Все чаще расставались и наконец разбрелись окончательно.
Я продавал газеты в Хьюстоне. Был мальчиком на побегушках в Далласе. Разносчиком программок и шипучки в Канзас-Сити. А в Денвере перед самым отелем «Браун-Пэлэс» я выцепил из толпы пацана, одетого чуть получше, собравшись стрельнуть у него мелочишки на кофе. А он говорит: «Бог ты мой, Чарли, ты что, не узнаешь? Я же твой брат Люк…»
Но этот эпизод я, разумеется, опустил.
– Ладно, ладно, – перебил меня он. – Ты когда в Аризоне-то оказался?
Я столько ему лапши навешал, что у него уже начали сворачиваться в трубочку уши.
– В декабре сорок четвертого. Когда у меня день рождения, я сам толком не знаю, но тогда мне, насколько я помню, как раз стукнуло шестнадцать. Во всяком случае, – тут я счел нужным разыграть особенную тщательность подсчета, – больше семнадцати мне никак быть не могло.
– Понятное дело, – кивнул он, чуть нахмурившись. – Это и к гадалке не ходи. Не пойму, как тебе тогда могло быть даже и шестнадцать!
