Она думала всю дорогу о том, что будет говорить Афанасию. Знала, что поругаются опять. И как хотелось Насте, чтобы Тамара была у него. Но надежды на это было мало. Афанасий вряд ли не оповестил бы жену, если б встретился с дочкой.
Десятки вопросов крутились у Насти в голове.
Она куталась в длинный материнский жилет. Прятала свой живот. Не хотела, чтобы муж узнал, что она беременна.
А Пётр, как назло, затронул эту тему.
– Поговаривают, – начал он издалека, – о тебе, Настюша, разное. Языками бабы умеют чесать отменно. Не промолчат в случае чего. Только вот пусть болтают разное. Но как тебе одной детей поднимать? Не думала ли ещё?
– А чего думать, – огрызнулась Настя. – Я замужем. Работаю. Власть советскую не ругаю, не ропщу. Не привыкать мне к заботе о детях.
– Ну Тамара и Арсений уже вроде как выросли, а родится ещё один. Кто будет коров лечить, пока ты при ребёнке будешь?
Настю утомлял этот бесполезный разговор, но Пётр был настойчив.
– Я к чему клоню, Настюша… Ты ведь уже и не живёшь с мужем. Пока мы в городе будем, ты бы развод с ним оформила. А я тебя в беде не оставлю. Знаешь же, что люба ты мне.
Пётр остановил машину.
Настя испуганно взглянула на него.
– Пётр Александрович, не смейте ко мне приставать!
– Не нужно так строго со мной, Настюша! Как волнительно из твоих уст вырвалось тогда «Петя». Давай не будем, хотя бы когда вдвоём, переходить к высоким именам. Давай по-простому, по-семейному. Мне так отраднее всего…
– Зря вы всё это затеяли, – вздохнула Настя.
– Я ваш поцелуй вот тут храню, – Пётр показал на сердце. – Мне другая не нужна.
– А как же Зинаида? – съязвила Настя. – Она же околачивается возле вашего дома. Как сторожиха, ей-богу.
– Да делать ей нечего, – возмутился Пётр. – Проходу от неё нет. Пирожки стала носить, пироги. Поставит на стол и ждёт, когда попробую. А потом улыбается, машет рукой и говорит: «До встречи, Пётр Александрович! Завтра вам галушек наварю!» Я и отказать не могу, и нагрубить тоже. Она сядет рядом и в рот заглядывает.
– Ну вот и прекрасно, – произнесла Настя. – Любит она вас и никому не отдаст. Голодным не будете. Баба она ладная, хозяйственная. А любовь придёт со временем.
– А у тебя тоже так было? – поинтересовался Пётр. – Любовь со временем пришла?
– Нет… – Настя задумалась. – Не было вроде как любви. Или была. Я не помню. Афанасий мать мою тогда спас. Вызвал врача. Успели спасти её. Вот я ради благодарности и вышла за него, а думала, что люблю. Но сейчас понимаю, что вроде и нет. Живём себе и живём, как есть. Чего уже менять? Чай, не молодые.
Пётр Александрович засмеялся.
– Чай, не молодые, а кровь кипит, когда ты рядом. Не отвергай меня, Настюша. Я стану твоей невидимой тенью. Буду помогать во всём. Можешь на меня рассчитывать в любое время. А дальше видно будет. У меня руки из нужного места растут.
Пётр начал расхваливать себя, но Настя остановила его.
– Поехали, – сказала она. – Нужно Тамару найти.
Когда подъехали к общежитию, где жил Афанасий, Насте стало плохо.
Пётр держал свою ладонь на её лбу и покрывал поцелуями лицо.
– Всё будет хорошо, родная… Я рядом…
Афанасий встретил жену с ухмылкой.
От него несло спиртным.
Заметив Петра, Афанасий произнёс:
– О, агроном Саныч пожаловал… Уж не обижайте! Прошу вас за стол.
– Где дочь? – накинулась на мужа Настя.
– Где-где… С тобой она живёт…
Настя заплакала.
– Сбежала она, Афоня! В город сбежала, тебя, видать, искала. Видел ли ты её?
