– Французская революция привела к хаосу, насилию и термидорианским арестам, что, в свою очередь, обозначило крайнее проявление человеческой жадности и амбиций. Тысячи невинных людей стали жертвами гильотины, а страна погрузилась в кризис. У меня всё!
– Ого, какие мрачные выводы. Считаешь, что французская революция – это не великое событие в истории человечества?
– Убийство – это не триумф, это конечная расплата. Величие человека заключается в его способности к состраданию, созиданию и любви.
– К сожалению, Дарко, история человечества с тобой не согласится. Истина, окутанная пеленой жестокости, порой невольно напрягает. Она вызывает внутренний конфликт, где на одной чаше весов – моральные принципы, на другой – неизбежность прогресса. Но, как свидетельствует история, каждый шаг к светлому будущему зачастую сопряжён с потерями, с жертвами, кровь служит ценой за благополучие будущих поколений.
– Всё это безобразие, к которому подталкивают животные инстинкты, но не человеческая природа.
– Дарко, вы явно оторваны от реальности. Поглядывая на великие свершения – открытия, революции, войны, мы видим, что жертвенность, будь то войны или научные эксперименты, всегда была неотъемлемой частью человеческой эволюции.
– Оценивая её с точки зрения достижений и жертв, каждый может прийти к своему выводу: двигаясь к свободе, человечество порой теряет в личности, но обретает в истории. Кажется, это низко: топить людей в крови, чтобы твоё имя хоть иногда вспоминали в книгах.
– Вы ещё подросток и многое не понимаете. Каждый шаг – это риск заблудиться, а каждый поворот может привести к неожиданным последствиям. Ладно, Дарко, думаю, с вас хватит. Ставлю вам двоим отличные оценки.
Милана была счастлива, она не показывала это своим видом. Лишь сильно заблестели глаза, она готова прыгать от радости.
Школа выплюнула меня на улицу, как недожеванный бутерброд. Солнце светило, птички пели – природа, видимо, не получила меморандум о том, что сегодня мне предстоит стать живой пародией на пиньяту. За углом, в тени, курил Макс – местный Наполеон в кроссовках за 300 рублей. Его свита, два полуголодных шакала, уже облизывалась.
– Ну чё, кретин! – Макс щёлкнул скотчем, как садист-флорист. – Швабра заскучала без твоих объятий.
Бежать? Бессмысленно. Эти уроды нюхали адреналин лучше, чем клей «Момент». Кричать? Ха! Толпа зомби с телефонами уже ждала хэппи-энда: «Подписывайтесь, ставьте лайк ребятам, они сегодня бьют рыжего!»
Они сомкнулись, как венец из гремучих змей. Я стоял, мечтая, чтобы моя философия ненасилия вдруг эволюционировала в суперсилу. Увы, Будда из меня вышел так себе. Макс, как режиссёр дешёвого хоррора, начал с классики: толчок, пинок, удар рюкзаком по лицу. Мой ответный бросок рюкзаком был столь же эпичен, как прыжок лосося в бетонную стену.
– Давид против Голиафа? – хрипел я, катаясь по земле под градом кроссовок. – Ложь! В Библии не упомянули, что у Голиафа было три кореша с GoPro.
Потом – колени на бетоне, руки за спиной. Макс достал мяч.
– Будем тренировать пенальти, – объявил он, целясь мне в переносицу. – Ты – ворота.
Швыряли по очереди, как обезьяны кокосами. Кровь из носа текла гуще, чем сюжет в мыльной опере. Губы склеились в пародию на улыбку клоуна. Потом пришёл черёд скотча и швабры – Макс обмотал меня, словно мумию для школьного проекта «Древний Египет».
– Теперь ты идеален, – он придавил ногой грудь, будто крышку гроба. – Можешь идти на выпускной. Или в морг. Не уверен.
