Он ничего ей на это не сказал, только презрительно фыркнул.
Ага, наша парочка начинает ругаться, отметила я про себя. Надо же, а я думала, пасторальная идиллия продлится на века!
Они теперь зловеще молчали, и находиться с ними в одной комнате было еще хуже, чем с занудливым Крашинским.
– «Не стой на пути у высоких чувств», – пропела я. – Может, объясните, что за тип вас так безумно интересовал?
– Да чего теперь о нем говорить! – отмахнулся Лариков. – По Лизиной милости мы его все равно проворонили. Равно как и двести баксов, которые нам совсем бы не помешали!
Лиза вскочила.
– Все! – заявила она. – Я тут больше не работаю! Ты так меня достал, Лариков, что я даже не могу подобрать слов, как ты мне опротивел!
Она заметалась по комнате, собирая свои мелкие вещички. При этом она попыталась похитить мою любимую зажигалку, но я ухватилась за драгоценность рукой.
– Это мое, – сообщила я.
– Господи, мало того, что они тут зануды, они еще и жадные, – пожаловалась Лиза потолку, явно спутав его с небесами.
– Да бери на здоровье, – устыдилась я своей жадности. – Я спичками попользуюсь…
Лиза уже принципиально не пожелала брать мою зажигалку и, чиркнув спичкой, нервно закурила.
– Здесь не курят, – не унимался Лариков.
Вот идиот! Естественно, после этого заявления на примирение надеяться было нельзя.
Лиза круто развернулась и, ни слова не сказав, вылетела из комнаты.
– Ларчик, что это с тобой? – поинтересовалась я. – Захотелось одиночества и свободы?
– Да, захотелось, – отрезал мой босс, давая понять, что не намерен обсуждать свои личные проблемы с подчиненными.
Я пожала плечами.
В конце концов, разговаривать с разъяренным влюбленным так же опасно, как засовывать голову в пасть голодного и недрессированного льва. Подожду-ка я лучших времен. Должны же они когда-нибудь помириться!
* * *
– Тамарочка! Добрый вечер, красавица вы моя! А вы все хорошеете!
Тамара встретила неожиданного гостя с некоторой настороженностью.
Прохорова она не видела уже давно. Почти… Ну, да. С того самого времени.
– Добрый вечер, Леонид Витальевич, – изящно наклонила она голову в знак приветствия, не переставая наблюдать за его лицом.
Что его могло сюда привести? Вряд ли дружеские воспоминания… Уж чего-чего, а дружбы между ними не было! Год назад последний раз он стоял, склонив голову, перед гробом Василия, и в его глазах сверкали умело вызванные слезы. Вряд ли так уж он переживал Васькину гибель, скорее был напуган.
Потому что после того пропал, как ветром его сдуло. И ни разу больше не появлялся.
Что ж, хотелось спросить ей, опасность миновала?
Он был ей всегда неприятен, а теперь к антипатии примешалось еще чувство опасности – что могло его сюда привести?
Они сидели в креслах с высокими спинками, а перед ними, на изящном столике с гнутыми ножками, стояли чашечки с кофе, тарелка с картиной-пасторалью, на которой были красиво разложены изящные бутербродики-канапе, и фужеры из тонкого стекла, до половины наполненные золотистой жидкостью.
– Как в старые добрые времена… – вальяжно откинувшись на спинку кресла, молвил Прохоров.
Ну, я бы не стала называть те времена добрыми, подумала насмешливо Тамара. Но ничего не сказала, только слегка раздвинула губы в аристократически вежливой улыбке.
– Вы да я, только вот третьего в нашей компании не хватает, – задумчиво продолжал Прохоров.
Фраза-то у тебя, голубчик, получилась двусмысленная и в некотором роде зловещая, снова подумала Тамара. Мертвеца ему в компанию захотелось…
