Кроссуэй. Реальная история человека, дошедшего до Иерусалима пешком легендарным путем древних паломников, чтобы вылечить душу - страница 17

– Нет, – ответил я. – У меня нет рака.

– Ты еще молодой.

– Надеюсь.

– Ты подожди пару лет.

Гостиная пропахла пылесосной пылью. Диван захламляла гора чистящих средств. Мадам Лука скинула шампунь для ковров, жестом пригласила меня сесть и положила мне на колени фотоальбом. На первой же фотографии стояла она сама – в Безансоне, перед собором Сен-Жан, с маленькой группой туристов с рюкзаками и палками для трекинга. Над снимком было написано: Паломничество святого Иакова Компостельского. Под ним значились даты: 11.IV.2010 – 6.VII.2010.

Безансон стоял на перекрестье Дороги франков и Пути святого Иакова. В Средние века итальянские города-государства часто воевали между собой, и богомольцам, надеявшимся попасть в Рим, приходилось в такие времена идти в Испанию. Но после Реформации паломнический путь заглох, а ко времени Пиренейской войны был совсем заброшен. В 1986 году, когда Испания вступила в Евросоюз, по этой дороге за целый год проходило едва ли человек десять. Но с тех пор интерес к паломничествам снова вспыхнул, и в тот год, когда в поход отправилась мадам Лука, число богомольцев приблизилось к четверти миллиона.

– Восемь паломников. Вот сколько нас было. Все из Безансона. Все на пенсии. Младшему было шестьдесят один. Старшему… – она наморщила лоб, пытаясь вспомнить. – Старший был очень стар.

Мадам Лука прошлась по каждому члену группы и перечислила все хвори, от которых те исцелились. Рак груди. Рак легких. Отказ печени и сердечная недостаточность. Какие-то проблемы с почками. Потом она стала листать альбомные страницы. Шалон-сюр-Сон, шестой день пути. Сент-Этьен, день пятнадцатый. Ле-Пюи-ан-Веле, день девятнадцатый. Новые групповые снимки: восьмерка паломников кормит травой двух маленьких пони (Сент-Альбан-сюр-Лиманьоль, день двадцать четвертый), устраивает в рощице пикник (долина реки Дурду, день тридцать первый), позирует у придорожного алтаря (Лозерт, день сорок второй, зачеркнуто, сорок третий) и отдыхает в теньке у монастыря (аббатство Сен-Пьер в Муассаке, даты нет).

– Этих мы не знали, – сказала мадам Лука. – Они брели на запад. Я говорила с каждым. Все больные. И старые, и юные! Вот мальчик из Греции. Ему было семнадцать, он сказал, что коммунист и в Бога не верит. А вот чета из Кореи, у них был медовый месяц, и до Европы они добирались автостопом. Эта – аргентинка. Сказала, что ушла от мужа, только я не поняла, почему: она все время плакала.

– А вы-то зачем шли? – спросил я.

– Я старая. Подумала, если не пойду в Испанию, так и помру в своей каморке.

– А почему Путь святого Иакова снова так популярен? Говорят… – я вспомнил сестру Мари-Бертилль. – Говорят, люди хотят понять, во что верят.

– Ой, да нет, – отмахнулась мадам. – Просто все дешево. Все эти полеты, мобильники, автострады, фитнес, интернет… Мы ускоряемся. Мир слишком быстрый. Нам нужно замедлиться. Замедлиться…

Мадам Лука не особо-то замедлялась. Ее движения были порывистыми и резкими. Она рассказывала волнительные истории, то и дело их обрывала и выбегала из комнаты в поисках «реквизита», будь то туристический ботинок с дырой в подошве или повязанная на ленту раковина гребешка. Пару раз она возвращалась с пустыми руками, забыв, что искала; если не могла вспомнить название деревни или церкви, то стискивала кулаки и плакалась на старость, а порой вскакивала с дивана и начинала убираться или проглатывала таблетку мультивитаминов, запивая ее двойным эспрессо.