Кроссуэй. Реальная история человека, дошедшего до Иерусалима пешком легендарным путем древних паломников, чтобы вылечить душу - страница 20

Самое известное место паломничества в Швейцарии – Айнзидельнское аббатство – возникло на месте кельи святого Мейнарда, затворника IX века. Отшельником был и небесный покровитель страны, брат Николай из Флюэ: солдат и судья, в 1467 году он оставил жену и детей ради одинокой жизни в ущелье Флюэли-Ранфт, где проповедовал мир Божий посещавшим его аристократам.

Многие из этих отшельников – Беат, Имерий, Николай – осознали свое призвание во время паломничества. Здесь, в долине Лу, я начал понимать, почему. Я приближался к вершине, и моя извечная тоска сменилась восхищением. На рассвете я любовался игрой солнечных бликов на паутине замерзшего папоротника и заледеневшими лужицами, похожими на осколки драгоценных камней. Позже, у швейцарской границы, я видел, как снег оставляет на склонах тайные письмена, будто созданные рукой незримого автора. Если я долго всматривался в эти знаки, из них рождались имена знакомых мне людей. Да, зима была одинокой, но в отшельничестве скрывалось очарование, и там, на горных вершинах, оно освящало дни моей жизни.

Потом все эти прекрасные мысли сдула снежная буря.

Было первое февраля. Пятница. В то утро я ушел из Понтарлье. Снег валил валом. Я держался лыжных трасс, но особо не продвинулся: белой крупы нанесло по колено. На левом ботинке разошелся шов, носок пропускал воду, и кожа на пальцах ног превратилась в мокрую губку. Плащ-дождевик порвался еще в Шампани и теперь протекал.

Через два часа я вышел из леса на трассу. Асфальт посыпали щебенкой, машин почти не было, но укрыться от непогоды я не мог. Снегопад усилился, и пурга замела все отели и шале на пути.

Дорога к границе опустела, разве что мне встретился указатель: добро пожаловать, Швейцария. Через час показался второй, отмечавший высшую точку перевала: Коль д’Этруа, 1153 м. Дорога пошла под уклон, ветер все так же ревел и швырял в небо огромные снежные вихри. Господи, какой была эта буря! Я в жизни не видел такого заснеженного неба: в нем летали тысячи, десятки, сотни тысяч снежинок, целое войско, мятежная армия! Л’Оберсон, Сент-Круа – где были все эти деревни? Я видел только путаные серые силуэты, в которых угадывал дома с широкими крышами; видел очертания туманных громад – наверное, многоквартирные блоки; видел куранты с желтым циферблатом, слышал сквозь бурю их глухие удары; иногда вдалеке мелькали фары, светившие то в одну, то в другую сторону – и больше ничего, только ветер, танцующий, пляшущий, взбесившийся ураган.

Когда я миновал Сент-Круа, буря стихла, небо прояснилось, и словно из ниоткуда возник ландшафт. Внизу раскинулось Швейцарское плато, мозаика из темной земли и зеленой поросли; до него было метров шестьсот. В двух днях пути лежало Женевское озеро, там плоскогорье понижалось – но здесь до самого горизонта шахматной доской простирались пахотные угодья. И на меня вдруг нахлынула волна торжества: победа! Франция пройдена, я выиграл! Осталось девять стран!

Тропинка, вилявшая, как лисий хвост, бежала с перевала в сосновый бор. Землю пушистой ватой укрывал густой снег, и по нему можно было скользить, словно по горке. Вот я и скользил – и гасил разгон, хватаясь за ветки. Несколько раз я оступался и падал в подлесок, а на полпути к подножию едва не опрокинулся, потерял равновесие, и мне пришлось бежать, и даже если бы я очень хотел, я уже просто не мог остановиться – и я все бежал, и бежал, и бежал, пока не закончилась гора.