Квинтина Фабия появилась из каменной арки, чтобы приветствовать их. Она сменила утреннее официальное одеяние на столу из хлопковой ткани, которая не скрывала, а выставляла напоказ ее фигуру.
Легким шагом жрица подошла к Октавиану, взяла его за руки и поцеловала в щеку.
– Я скорблю за тебя и с тобой, – начала она. – Я надеялась, что прах Цезаря удастся собрать для могилы, но погромы были ужасными. Какое-то время никто не решался выйти на улицу. Я очень сожалею.
Октавиан моргнул. Он не ожидал сочувствия, и оно грозило достать до той части его души, где не утихала боль.
– Спасибо, – поблагодарил он весталку. – Думаю, в городе ты первый человек, от которого я услышал такие слова.
– Ты должен простить тех, кто во власти, по крайней мере за это. С наведением порядка дел у них по горло. Скажу честно, ты просто представить себе не можешь, как все было плохо.
– А эти Освободители? – спросил Гай Октавиан. – Где они прячутся?
– Некоторых, как Луция Пеллу, убила толпа. Остальные достаточно быстро поняли, куда дует ветер, и разбежались по своим поместьям и провинциям. Здесь ты их не найдешь, во всяком случае в этом году, но в сенате остались их сторонники. Со временем, я в этом не сомневаюсь, они тайком вернутся в Рим, пряча свои лица. – Верховная жрица пожала плечами, крепко сжимая руки юноши. – Я рада. Они пытались смыть позор содеянного, но граждане им не позволили. Хоть какая-то польза от этого хаоса.
– Мы можем перейти к делу, Квинтина? – спросил Цильний Меценат.
Женщина оглядела его с головы до ног:
– Вижу, ты снова здесь, Меценат. Сколько прошло лет?
– Не так и много, думаю, – отозвался молодой человек. – Ты прекрасно выглядишь.
– Не могу пожаловаться. Мне передать наилучшие пожелания твоей матери или ты сделаешь это сам?
– Вы знакомы? – спросил Октавиан.
– А как же, – безо всякого смущения ответил Цильний. – Квинтина Фабия – моя тетушка. Не самая любимая тетушка или что-то такое, знаешь ли. Просто тетя.
– И он далеко не самый любимый мой племянник, слишком уж ленивый, – не осталась в долгу Квинтина, но улыбка не сходила с ее лица. – А кто этот красивый и молчаливый мужчина? – кивнула она на Виспансия Агриппу.
– Агриппа? – переспросил Меценат. – Запах рыбы мог бы тебе подсказать, Квин. Он моряк, грубый и простой, но верный, как хороший пес.
Силач проигнорировал своего ехидного друга, потому что теперь Фабия сжимала его руки, и он почувствовал, как краснеет под ее пристальным взглядом.
– Меценат думает, что у него остроумные шутки, Агриппа. Я устала извиняться за него, – вздохнула жрица.
– В этом нет нужды, – ответил моряк. – Он просто нервничает. Утро выдалось… очень напряженным.
– Хорошо, что у него такие друзья. Его мать часто приходила в отчаяние, узнавая, с кем он водил компанию. Вы будете свидетелями в документе об изменении имени?
Меценат кивнул, мрачно глянув на Агриппу.
– Ладно, – согласилась весталка. – Тогда за дело.
Друзья последовали за ней по лабиринту комнат и коридоров. Размерами Дом девственниц во много раз превосходил круглый храм, двери которого открывались на Форум. Молодые женщины пробегали мимо в простых платьях, многие с рулонами пергамента или с перевязанными свитками.
Квинтина заметила интерес гостей к своим подчиненным и улыбнулась:
– Вы предполагали, что они целыми днями молятся? Мои девушки – часть бьющегося сердца Рима. Можете мне поверить, они знают о законах города больше, чем ораторы в судах или сенате. А когда время служения богине заканчивается, они без труда находят хороших мужей и уже знают, как управлять домашним хозяйством.
