Намеренно топочу по коридору, отжимая волосы и прокручивая в голове всевозможные изощренные способы обколоть яблоко сенной так, чтобы почти пятиметровый океанский дрейк с неделю гадил непереваренными водорослями.
Заворачивая за угол, я почти врезаюсь в Рордина, который стоит на моем пути, как валун, и с визгом отскакиваю назад.
Прежде чем я успеваю потерять равновесие, он быстро обвивает мою талию рукой. Выглядываю из-под спутанной мокрой копны – и меня мгновенно обжигает взгляд серебристых глаз.
Все мысли обращаются в дым.
Как раз когда я думала, что этот день уже не сможет меня нахлобучить еще сильней.
Делаю вдох и почти давлюсь густым запахом кожи и морозного утра. Он просачивается через легкие и наполняет кровоток, заставляя пульс биться в бешеном, нездоровом ритме.
Рордин пугающе, сверхъестественно красив. Один только его вид пагубно влияет на мою способность действовать нормально, и я это ненавижу.
Ненавижу очень, очень сильно.
Рордин склоняет голову набок, вскидывает темную бровь, но продолжает вжимать ладонь меж моих лопаток, наказывая молчанием.
Что-то глубоко внутри меня вопит: «Беги!»
Не то чтобы я когда-то его слушала.
С моих губ срывается выдох, грудь Рордина поднимается во вдохе, когда я отступаю на шаг – и на месте ладони остается холодный отпечаток.
Несмотря на то как Рордин возвышается надо мной, я выдерживаю его суровый взгляд, отказываюсь опустить вскинутый подбородок или дать хоть малейший намек на покорность. Пусть в Рордине за метр восемьдесят скульптурной, мужественной осанки, но пошли мои бушующие нервы куда подальше.
– Орлейт.
Голос – бархатное мурлыканье, от которого мое сердце колотится еще неистовей.
Приседаю в легком реверансе и скольжу в сторону, намереваясь обогнуть Рордина, как вода камень, но он двигается одновременно со мной.
Щурюсь.
Вход в Каменный стебель – прямо за его спиной, а я тут разливаю океан по всему полу.
– Прошу прощения, – бормочу я с еще одним шагом в сторону.
И вновь Рордин зеркально его повторяет, заставляя меня подпереть плечом всегда запертую каменную дверь, которую Рордин иногда открывает, прежде чем ночью покинуть земли замка.
По сравнению с Крепостью и Логовом именно эта дверь раздражает меня сильней всего.
Интригует меня сильней всего.
Я сломала множество шпилек, пытаясь вскрыть эту дрянь. За ней, вероятно, помпезный чулан для метел, но незнание… это особый вид пытки, которым я совсем не наслаждаюсь.
Вздыхаю, приваливаясь к двери, вскидываю брови и тычу в каменную поверхность большим пальцем.
– Ты наконец-то возьмешь меня на экскурсию?
Засунув руки глубоко в карманы, Рордин пронзает меня ледяным взглядом.
– Твой порез.
– Что с ним?
В глазах Рордина зарождается вызов.
– Он исцелен.
Чувствую, как от лица отливает кровь.
Он что… чувствует запах? Или следил?
Вот дерьмо…
– У Кая очень талантливый язык, – выпаливаю я, испытывая волну словесного недержания, которое, уверена, приведет меня к немедленному выселению.
– М-да? – Рордин делает шаг вперед, голос проникает мне под кожу, обхватывает сердце.
Сжимает его.
Отступаю подальше, изо всех сил стараясь найти хоть каплю воздуха для изнемогающих легких.
– Тебе разве… э-э… не пора в какую-то из деревень? – спрашиваю я более хрипло, чем обычно.
На этот раз Рордин вскидывает обе брови.
– Барт. Да. А что? Хочешь присоединиться?
Молча хлопаю глазами.
Он что, недостаточно меня задергал за день? Я уже и так согласилась на этот его бал.
