«Ближе».
– Ладно. Только… херни не вытвори.
Скольжу по воде медленней заходящей луны, затем застываю – взгляд мечется, чувства обострены.
«Не останавливайся».
– Подавись ты моллюском, – рычу я, и Зикант мгновенно затыкается.
Продолжаю двигаться уже мирно, хотя он все скачет туда-сюда, ударяясь о стенки моих внутренностей.
Чем ближе я к сверкающей береговой линии, тем сильнее меня заражает его возбуждение.
Орлейт любит круглые камни, но океан в этой части света недостаточно буйный, он неспособен отполировать что-либо до гладкости. Однако… думаю, она оценит кристалл, который ловит солнце и переливается всеми цветами радуги.
Орлейт нарисовала для меня действительно особенную вещь. Ей удалось уловить саму суть острова, который она не видела, значение которого она не понимает. И не знает его раздирающей душу истории.
Пусть неплохая, раковина-малышка не сумела бы передать полноту моей благодарности.
Мои черты ожесточает решимость.
Во имя нашей сокровищницы. И во имя нее.
Зикант согласно хмыкает, и я медленно подаюсь вперед. Кулаки сжимаются и разжимаются, сжимаются и разжимаются. Каждый плавник чутко улавливает малейшее изменение в движении воды. Делаю вдох, вытягиваю руку, будто я много ближе, чем на самом деле…
По спине скользит холодок, останавливая взмах хвоста и кровь в венах, разрушая порыв.
– Она смотрит.
«Достань!»
– Нет, – начинаю медленно, неуклонно отступать. – Не сегодня.
Кожа свербит, чешуя вот-вот лопнет. Он пытается толкнуть меня вперед изнутри, трясет грудную клетку так, что содрогается все тело.
Рычу.
– Хочешь подохнуть на том берегу?
Ему не нужно отвечать, я и так знаю, что он думает: оно того стоит.
Развернувшись, несусь через открытый океан так быстро, что едва успеваю сделать еще один вдох, как оказываюсь на том же пути через айсберги, а его рев то и дело сотрясает воду.
Лишь когда я выбираюсь из расселины, мне перестает казаться, что за мной следят. И все же не осмеливаюсь ослабить хватку на своем беснующемся звере. И, верно, не осмелюсь, пока не найду, чем его отвлечь.
Раньше такого не случалось.
Когда-то эти воды были мирными, безопасными.
Полными жизни.
Теперь у них есть собственный разум и они злы, порочны…
Смертоносны.
Стоять на страже руин в прошлом процветавшей святыни – работа, которая когда-то принадлежала нам.
Я уже должен был привыкнуть ко вкусу неудачи.
Но нет.
Солнечный луч падает мне на лицо, пробуждая, и я издаю хриплый стон. И все-таки, пусть вяло прикрываю глаза рукой, я улучаю пару мгновений, чтоб искупаться в теплом сиянии, а потом уже перекатываюсь в сторону прикроватного столика.
Что-то твердое с глухим стуком падает на пол, и я, приоткрыв один глаз, хмуро свешиваюсь с края.
Среди разбросанной одежды валяется мой деревянный меч.
– Проклятье.
Опоздала.
С очередным стоном неуклюже сваливаюсь с кровати, внутри черепа подпрыгивает ноющий мозг.
Желудок скручивает так, что из горла вот-вот хлынет желчь.
Едва держа глаза приоткрытыми, я сдираю с места ковер, дрожащими руками сдвигаю плиту и ныряю в тайник. Скручиваю крышку с первой попавшейся в пальцы баночки, достаю три узелка и сую два под онемевший язык, прежде чем откинуться назад.
Пока я пытаюсь собрать волю в кулак, чтоб снова пошевелиться, холодный камень облегчает мои грехи.
Подползаю к столу с кувшином, подтягиваюсь и наливаю стакан воды. Заглотнув ее всю, я хватаюсь теперь уже за туалетный столик и впервые за долгое время храбро смотрюсь в зеркало.
