Мне вновь снилось, как я, будучи ребёнком, стояла на пороге приюта, судорожно прижимая к груди свою старую куклу. Слёзы ручьём текли по моим щекам, а дрожащая рука была вытянута вслед уходящим незнакомцам – женщине и мужчине. Они ни разу не обернулись.
Я не знала, как они выглядели, но сердце подсказывало мне, что это были мои родители.
Не уверена, произошло ли это в реальности или же моё подсознание хотело, чтобы всё было именно так.
Эти тревожные сновидения, исполненные причудливости и неопределённости, продолжали возвращаться ко мне, заставляя пробуждаться в ночной тишине комнаты, наполненной ощущением утраты, которое, казалось, окутывало каждый уголок моего существа.
Я пыталась вспомнить хоть что-то о своих родителях, но в моём сознании всплывали лишь смутные образы, лишённые ясности и конкретности. В такие моменты моё одиночество становилось особенно невыносимым.
Пробуждаясь от этих снов, я неизменно ощущала внутреннюю пустоту, и с течением времени это чувство лишь усиливалось.
– Мильяна, проснись, – услышала я взволнованный голос Тариана, который пытался меня разбудить, нежно тряся за плечо. Его мягкий тембр постепенно возвращал меня к реальности, вырывая из объятий ночного кошмара.
Я открыла глаза и увидела над собой его заботливое лицо. В душе ещё ощущалась тяжесть.
– Тебе приснился кошмар? Ты кричала во сне…
– Да… – прошептала я.
Меня вновь охватило чувство тоски по тому, чего я никогда не имела – по семье.
– Тебе вновь приснился приют? – опечалился он.
Я кивнула и села, обхватив колени руками.
Утро началось с воспоминаний, от которых хотелось скрыться.
– Всё те же лица и силуэты… Я не могу понять, отчего мои сновидения столь явственны. Как думаешь, было ли это на самом деле?
Он поджал губы и пожал плечами.
– Порой сновидения отражают наши самые глубокие желания и страхи.
– Да, ты прав, – с грустью подтвердила я.
– Как жаль, что я не могу забрать твои ночные кошмары себе, – с вымученной улыбкой произнёс Тариан.
Я вновь сделала вид, что всё в порядке, и широко растянула губы в фальшивой улыбке.
– Со мной всё хорошо. Не стоит беспокоиться. Пойдём домой?
– Карета уже ожидает нас.
Я была поражена.
– Откуда она здесь? Только не говори, что ты ходил ночью в город…
– Я не желал, чтобы ты возвращалась в приют после столь утомительной ночи, – промолвил он негромко, не поднимая на меня глаз. – Ты, должно быть, ощущаешь боль во всём теле.
В его голосе звучала такая искренняя забота, что моя напускная улыбка дрогнула, как тонкий лёд под первыми лучами весеннего солнца. Предательская влага подступала к глазам, грозя выдать всю ту боль и отчаяние, которые я так тщательно скрывала под маской безразличия.
Мне невыносимо видеть его заботу. Она лишь усугубляет мою печаль. Лучше бы он оставался безучастным и равнодушным, и, возможно, тогда я смогла бы разлюбить его. Но нет, он дарит мне редкие мгновения тепла, и в эти моменты я задаюсь вопросом: «Почему человеческое сердце не может по своему усмотрению включать и выключать любовь, подобно электрической лампочке?»
– Болит, но не стоило это делать ради меня… Я бы сама добралась до города. К тому же ты и сам неважно выглядишь. Тебе тоже досталось вчера.
Тариан ласково взъерошил мои волосы.
– Я же твой брат, и я должен заботиться о тебе.
Брат…
Прежде это слово служило для меня источником утешения и умиротворения, но теперь оно звучало как приговор. Напоминание о том, что между нами никогда не будет ничего, кроме того, что есть, и что моя любовь к нему безответна.
