Я переживал величайший душевный кризис.
А потом случилось непредвиденное.
Спускаясь с холма по темным улицам ночного города, я встретил себе подобного – точнее, двоих.
Луна зашла за облака, но я обладал сверхъестественным зрением и все прекрасно видел.
Два неизвестных существа быстро шли в мою сторону, пока еще не подозревая о том, что я стою у стены, уступая им дорогу.
Наконец тот, кто шел первым, поднял голову, и я сразу же его узнал – по ястребиному носу и глубоко посаженным глазам, по впалым щекам и развороту плеч, по длинным светлым волосам и даже по руке, придерживавшей плащ у горла.
Это был Маэл, друид, который когда-то давным-давно похитил меня и отдал во власть обожженного, умирающего Бога Рощи. Маэл, много месяцев державший меня в плену, чтобы подготовить к Темному Ритуалу. Маэл, старый знакомый, бесстрашный и чистый сердцем.
Кто превратил друида Маэла в того, кто пьет кровь? В какой роще Маэла посвятили в обряды древней религии его народа? И почему он не заперт в каком-нибудь старом дубе в Галлии и не сидит во главе пиршественных столов на празднествах друидов?
Наши глаза встретились, но я не почувствовал тревоги. Оценив силу Маэла, я счел ее недостаточной. Да, мы с ним были приблизительно одного возраста, но в отличие от меня он не испил крови Акаши. Я намного превосходил его по силе, а потому он не представлял для меня никакой опасности.
Я перевел взгляд на спутника Маэла. Тот оказался значительно выше и бесконечно сильнее, а темно-коричневая кожа явно свидетельствовала о том, что ему довелось пережить Великий Огонь.
Большие пытливые черные глаза незнакомца смотрели на меня открыто и доброжелательно. Волнистые черные волосы обрамляли широкое, довольно приятное лицо, на котором особенно выделялся красиво очерченный, с пухлыми губами рот.
Я снова посмотрел на блондина, который когда-то в порыве религиозного рвения отобрал у меня смертную жизнь.
Мне вдруг пришло на ум, что его можно уничтожить: оторвать, например, голову, унести ее с собой, а перед рассветом положить в саду моего дома, где древнюю плоть неминуемо спалит дотла жаркое дневное солнце. Я подумал, что так, наверное, и следует поступить, ибо подобное существо не заслуживает лучшей участи.
Но тут же появились и другие мысли. Мне захотелось поговорить с Маэлом, узнать его получше. Захотелось познакомиться с его темнокожим спутником, уставившимся на меня во все глаза со смешанным выражением сердечной симпатии и наивного простодушия. Это был очень древний вампир, намного старше меня и Маэла. Среди тех, кто приходил в мой дом в Антиохии и умолял о встрече с Отцом и Матерью, я подобных ему не встречал. Точнее, с такими, как он, мне не приходилось сталкиваться никогда.
И тогда я впервые отчетливо осознал, что гнев – это проявление слабости. Именно гнев похитил у меня Пандору – хватило одной короткой фразы. Гнев лишит меня и общества Маэла, если я уничтожу друида. «Убить всегда успею, – подумал я. – Почему бы нам с ним не поговорить? Сейчас я имею возможность провести какое-то время в компании себе подобных, которой мне так не хватает, а там видно будет».
Уверен, ты понимаешь, что, рассуждая так, я лицемерил, ибо привязанность к кому-то не позволяет нам желать ему смерти.
Пока в голове проносились противоречивые мысли, с языка моего неожиданно слетели довольно резкие слова:
– Я Мариус. Разве ты меня не помнишь? Я тот, кого ты привел к Богу Рощи и кому удалось сбежать.
