Кровь в круге - страница 12



Он схватил бокал, отпил, помолчал и отпил ещё раз, у Веры дрожали руки, она пыталась понять, это её ужас или его.

«Дикари. И они не где-то на краю мира, они здесь, в этом зале.»

Она выпрямилась и обвела взглядом балкон второго этажа, всех этих самодовольных цыньянцев с постными минами...

«У них есть сёстры, жёны, дочери, у всех. Почему они это не остановят?»

— Госпожа Вероника, вы в порядке? — Дженджи заглянул ей в глаза, она отпила ещё глоток, кивнула и услышала «дзынь», парень виновато улыбнулся: — Я не должен был об этом говорить, не понимаю, что на меня нашло. Извините.

— Я в порядке.

«Дзынь.»

— Ну если начали, рассказывайте уже, — она попыталась улыбнуться и изобразить интерес, — каким образом господин министр поучаствовал в этом?

— Его любимым, конечно, — напряжённо усмехнулся Дженджи, — информационная война — шпионаж, торговля сведениями, шантаж, подкуп, консультации, дезинформация, провокации, манипуляции.

Вера посмотрела на него с вопросом, он тихо рассмеялся и кивнул:

— Он подглядывал за женским дворцом, извращенец, он часто этим занимался. И увидел, как бинтуют ноги. Вообще в доме Кан их не бинтуют, там когда-то была старшая госпожа из Ридии, она запретила, и особо оговорила это в брачном контракте, что она соглашается на этот брак только при условии, что её потомкам не будут бинтовать ноги следующие сто поколений. Там жили не только её потомки, у её мужа были сёстры, и они продолжали бинтовать своим дочерям, но потом правитель Кан женился на дочери императрицы Ю Ли, а она тоже своим дочерям не бинтовала, она сильно против бинтования боролась, и преуспела, но только в тех провинциях, куда отдала дочерей, а их было всего шесть, к сожалению, великая была женщина, вам очень к лицу её гребень. В общем, — он с силой потёр лицо, Вера заметила, что он весь мелко дрожит, сделала вид, что ничего не заметила, он выпил вина и продолжил: — В доме Кан не бинтовали, в общем. Но один из наследников женился на девушке из дома, в котором бинтовали, она привезла с собой толпу родственников, и среди них были девочки добрачного возраста, которым уже начали бинтовать, а останавливать этот процесс в середине нельзя, так что они стали проводить эту процедуру, там много тонкостей, большие приготовления, Шен заметил эти загадочные движения, и решил лично проконтролировать. Ему было... так, это Бэй Ви было шесть, значит мне было восемнадцать, значит ему было девятнадцать. Взрослый уже, в общем, всё понимал, что там происходит, но никогда не видел. На самом деле, никто из мужчин не видел, женский дворец не зря так охраняют, эти процедуры с ногами обычно проводят в атмосфере строжайшей секретности, чтобы все верили, что это естественно и нормально. Но от Шена ничего не скрыть, он там тогда уже не жил, гостил временно, но привычка взяла своё, увидел странные движения — влезь и всё разузнай. И он полез на крышу и всю процедуру увидел, на разных этапах, там были девочки разного возраста. И короче, он пришёл в ужас. А говорить об этом нельзя, это запретная тема. Я пьян, наверное, — он нервно рассмеялся, прижал палец к губам: — Я вам этого не говорил.

Вера кивнула, Дженджи выпил ещё вина, продолжил:

— Шен вызвал меня в гости, и рассказал о своих открытиях, и показал, мы вместе на крышу слазили, я до конца не досмотрел, мне начальных этапов хватило. Ух, как меня рвало потом... Вот этого я точно не должен был говорить, — он хлопнул себя по лбу, мрачно рассмеялся, поднял бокал и допил, шепнув: — За Шенову всюду-нос-совательность. Хорошее вино. В общем, я немного пришёл в себя, и подумал о том, что моей жене это всё тоже светит. Я её на тот момент уже видел один раз, она была, — он показал ладонью метр от пола, нежно улыбнулся: — Я молился, чтобы ей ещё не начали это делать. Поехал домой и полез к матери с вопросами, она меня, естественно, послала — это не тема для обсуждения, тем более, с будущим мужем. Все наворачивают вокруг этого такую... волшебную какую-то атмосферу тайны, как вокруг религии, или беременности с родами, никто не отвечает на вопросы, а если их задавать очень настойчиво, начинают обвинять в дерзости, бездуховности, юности-глупости, оно-тебе-не-надо, вырастешь-поймёшь. А я не хотел понимать, я хотел, чтобы ей этого не делали, это ужасно. Но меня никто не хотел слушать. Я в соплях поражения приехал к Шену напиваться, он мне сказал, что если я готов идти до конца, то у него есть идея. И подговорил меня шантажировать мать.