Они подошли к колонне с фонтаном богини любви, министр посмотрел на неё с таким видом, как будто сдерживает много нехороших слов, поймал Верин взгляд, понял, что она заметила, немного смутился. Она приглашающе улыбнулась, и он с готовностью выдал:
— Рональд во время экскурсии по галерее допустил восемнадцать грубых ошибок, и одну простительную. Он вообще в искусстве не силён. И в истории не силён. И во всех науках.
— И какую же ошибку вы решили ему простить?
Министр усмехнулся и кивнул за плечо, на богиню:
— У цыньянцев нет богини любви, он прав. У цыньянцев за любовь отвечает бог, Чи Кай Ра, мужчина, он курирует поэзию, музыку, искусство переписки и романтическую живопись. И ещё некоторые вещи, о которых не говорят в приличном обществе. Но я готов простить Рональду эту неточность, потому что для того, чтобы это знать, нужно иногда читать книги за пределами школьной программы.
Вера кусала губы, пытаясь не улыбаться, он выглядел уморительно мило, но вряд ли был бы рад об этом узнать.
— Что смешного я сказал?
— Ничего, — сделала честные глаза Вера, показала большие пальцы: — Вы звезда.
Он фыркнул и рассмеялся, хотел ответить, но его позвал проходящий мимо официант, вручил бокал и бумажку, быстро ушёл. Министр прочитал и смял, убрал в карман, серьёзно посмотрел на Веру:
— Вон там Артур, у бара, видите? Идите к нему, я должен отойти.
Она кивнула и пошла. И буквально спустя десяток шагов, ей преградили путь.
6.38.20 Непристойное предложение от кронпринца империи
Вера замерла от неожиданности, не зная, что делать — на неё в упор смотрел самый младший из цыньянцев, тот самый, который ни с кем не разговаривал, кроме «красавчика».
«...два, три, четыре. Пять — всё, это неприлично. Мальчик нарвался.»
Мальчик смотрел на неё прямо, они были почти одного роста, так что глаза находились чётко напротив, и сейчас его взгляд был куда увереннее, чем когда он смотрел на неё с балкона, как будто он что-то для себя решил, и тут же решил действовать немедленно.
«Все узкоглазые — психи.»
Она смотрела на его гладкое юное лицо, белую кожу с проступающим сквозь пудру румянцем смущения, аккуратно подведённые глаза...
«Что в них? Что скрывается за этими чёрными шахтами, что за безумие творится в этой голове? Чёрт, я никогда их не пойму...»
Замер весь зал, эта волна напряжённого внимания началась с него и раскатилась по всему залу, на них смотрели все. От мальчика исходила убойная подростковая смесь отчаянной жажды, паники и восторга, Вера на секунду опустила глаза на его грудь — сердце колотилось так, что это было видно, сиреневый шёлк как будто вибрировал.
— Женщина! — наконец выдал мальчик, заставив Веру непроизвольно дёрнуть бровями — голос у него оказался юный и ещё не переломавшийся, и это чистое, как колокольчик, звучание составляло диковатый контраст со смыслом слов.
Она с усилием взяла себя в руки и кивнула, пытаясь ответить не слишком иронично:
— Я вас слушаю, молодой человек.
Мальчик шумно сглотнул, вдохнул поглубже, и сказал совсем другим голосом, как будто произносил отрепетированную речь:
— Твоя красота заставляет кровь вскипать.
— Спасибо, — прохладно улыбнулась Вера.
