Часовые стояли и с любопытством наблюдали за старушкой, тащившей что-то явно превышающее по весу ее возможности.
– Слухай, Боун, да это походу мертвяк! Старуха труп в горах нашла! – Сонливое состояние тут же их покинуло. Один страж сразу кликнул подмогу, прибежали двое здоровых солдат. Они были сильно удивлены, узнав что мертвый человек, на самом деле еще не совсем мертвый. А узнав, что старуха хочет, чтобы его отнесли к ней, где она будет его лечить сама, вместо того чтобы сдать в лазарет, удивились еще больше.
Когда стражники притащили раненого в дом к старухе, она без раздумий приказала положить его в комнату давно пропавшего сына. Когда все помощники ушли, Игрейна первым делом, сняла одежду с, оказавшегося мужчиной, раненного. Когда она отмывала его тело от грязи, крови, и гноя, раны оказались не смертельными, как она опасалась, хотя все же весьма ужасающими, левый бок был сильно распорот. Руки и ноги были покрыты отвратительными рваными ранами, хоть и не такими глубокими, но сулившие много проблем в лечении, а в последствии и весьма уродливые отметины. Но промывая кожу своего пациента, Игрейна заметила множество старых, давно заживших шрамов, имевших правильную, практически художественную форму, от мысли о том, что могло их оставить, по коже пиратки пробежали мурашки. После промывки ран, когда найденыша уложили в постель и перестали дергать, дыхание у него стало ровнее и спокойнее. Но худоба была страшная, щеки и живот ввалились. Без крови и грязи женщина увидела что мужчина довольно молодой. Он был без сознания и что-то бормотал, шевеля потрескавшимися и иссохшими губами. Промыв раны своими отварами, старушка смазала ему губы и наименее глубокие раны мазью, пахнущей мятой и лавандой, остальные повреждения должны были подсохнуть, перед дальнейшей обработкой. Слегка нажав на подбородок парня, травница влила ему в рот немного, чтоб он не захлебнулся, подслащенной медом воды. Смертельно уставшая, понимающая, что больше ничем ни в силах ему помочь, Игрейна отправилась спать.
Проснувшись, первым делом старушка отправилась навестить больного. Но войдя в комнату, где спал ее гость, она просто остолбенела, выронив поднос с отварами, мазями и перевязочными лентами. Мужчина, на вид годов тридцати, самостоятельно стоял у окна, глядя на море, одной рукой держась за бок, где, как помнила Игрейна, бала одна из самых неприятных ран. Услышав звон падающего подноса, молодой человек повернулся к ней, оторвав взгляд от окна. Он не был особенно красивым, скорее наоборот, из-за худобы лицо было слишком угловатым, скулы сильно выделялись. Прямые брови чуть сдвинуты, образовывая легкие морщинки и придавая пронзительному, гипнотизирующему, злому, но в то же время печальному взгляду решительность. Слишком светлая кожа выглядела немного неестественно на фоне темно-каштановых, спускающихся почти до плеч, волос. Но большие ярко-синие глаза, обрамленные густыми, темными ресницами, стократ компенсировали все внешние недостатки, делали его непохожим на остальных, они притягивали и завораживали, придавая внешности неповторимость. Он подошел и начал собирать с пола черепки разбитой посуды, Игрейна молча смотрела на него. Движения были правильные, говорившие об отсутствии внутренних повреждений. Юноша что-то сказал, она не расслышала и вопросительно глянула на него.
– Я спрашиваю, с вами все в порядке, мэм?
