В этот момент, когда я наклонилась, чтобы опереться на холодный бетон, в голове проносились мысли о том, как же странно всё это. Успокаивающее чувство рассеивалось, а подступающий страх обволакивал меня, как туман, наполняющий улицы города. Я глотнула свежего воздуха, но он не помогал.
Вокруг не было ни души, только одинокие уличные фонари, которые, казалось, смотрели на меня с осуждением. Их тусклый свет выхватывал из темноты мои изможденные черты, и я не могла не почувствовать себя жалкой. Тошнота снова подступила к горлу, и, глядя на асфальт, я понимала, что не смогу удержаться. Боже, как унизительно. Я вспомнила вечер, когда всё начиналось: смех в нашей компании, бокалы, переполненные мартини и чем-то еще, разговоры, которые вдруг начали казаться поверхностными и пустыми.
Выблевав все, что было можно, я резко выпрямилась. Ноги подкосились, в глазах закружились звездочки. Стало темно и невыносимо тихо, как будто весь мир замер в ожидании чего-то страшного. Голова перестала соображать, перед глазами поплыла пелена, и, прежде чем упасть в черную бездну, чьи-то сильные руки подхватили меня. Но у меня уже не было сил разглядеть кого-то, мое тело больше не слушалось, а лицо, которое, вероятно, принадлежало спасителю, расплывалось, теряясь в водовороте мыслей и страха. Никаких черт, ни голоса, только ощущения. Внезапно в голове раздался глухой удар – это был мой пульс, биение сердца, которое дико стучало в унисон с тишиной улицы.
20 мая 2005г
Закрывшись в шкафу от громких звуков, я прижала колени к груди и зажмурила глаза. Пыльные полки, зажатые между фальшивыми стенами, источали запах старого дерева и страха. Вокруг меня сгущалась тишина, которая вечно предшествовала буре. Звуки всё ближе и ближе. Сердце колотилось всё громче и громче, словно хотело вырваться из груди. Я уже год находилась в этом месте, но каждый день на протяжении всего этого времени надо мной не переставали издеваться.
Каждый вечер, когда свет за окном постепенно гас, старшие дети собирались в коридоре, обмениваясь шепотом и хохотом, будто разыгрывали заранее заготовленный спектакль. Их насмешки были как щелчки по коже, каждое слово оставляло болезненные следы в моей душе. Я помнила, как в первый раз, когда меня обидели, я пыталась рассказать воспитателям, но их пустые взгляды говорили о том, что они не слышат и не хотят слышать. Они делали вид, что им абсолютно плевать. Хотя может так это и было.
– Эй, ты, недоношенная, выходи, – крикнул Клейн, его голос был резким и хищным, как удар грома.
Я вжалась сильнее в каркас шкафа и даже перестала дышать. За что они так со мной? Что я сделала? Сколько раз я повторяла себе, что это временно, что когда-нибудь всё закончится, но эти мысли не приносили успокоения. Я просто хотела быть рядом с другими детьми, смеяться и играть, но вместо этого оказалась в ловушке, откуда не было выхода.
– Выходи сейчас же, а то будет хуже, – повторил он, его слова звучали как приговор.
Я услышала, как его шаги приближаются к большому старому коричневому шкафу, и сердце остановилось. Одна секунда, другая, а затем резкое движение: створки шкафа с грохотом открылись, и сухие, тощие мальчишеские руки схватили меня за плечи, потянули из темноты. Я почувствовала, как мир вокруг меня сужается до одной единственной точки – его лица, наполненного злостью и дерзостью.
