Кровавый и непокорённый - страница 17

Главное нам не рассказывал про наследство, а сам уже успел его в долг дать почти было сказал я, но удержался. Конечно, его можно было понять, деньги как никак не общие, а его. И только он в праве распоряжаться кому их давать и давать ли. Но всё-таки как можно было дать деньги этому лоботомированной обезьяне? Гнев закипал во мне с дикой скоростью. Сжимая в ярости кулаки так, что кончики ногтей впивались в ладони, я еле сдерживался чтобы не вломить ему прямо в поезде. Ребята пристально и настороженно следили за нашей перепалкой, ожидая разрешения конфликта. Потом Тимурик с Кубагушем начали успокаивать меня мол ну ладно с кем не бывает, потом к ним подключились и все остальные, но моя многозначительно поднятая рука заставила их всех замолкнуть в тоже мгновение. Я пододвинулся вплотную к собеседнику.

«Ты же понимаешь, что теперь мне этого му… озвона искать придётся», – поучительная беседа продолжалась.

«Да я сам все решу!», – от безысходности выпалил Владян.

«А вот них… я ты не решишь. Если такие долги не отдают, то это уже все – баста. А когда слухи поползут, что одному из „наших“ долги не отдают то всей нашей банде конец ты, понимаешь это. Что за крышу тоже никто платить не будет. Ты понимаешь это! Сейчас не только ты в дерьме, ты ещё и всех нас с головой макнул в него. Если нам перестанут платить с рэкета, то жить мы на что будем? Авторитет зарабатывается годами, а просрать его можно за секунды, понимаешь ты это, дурья твоя башка! Теперь нам его искать придётся. Ладно, закончим этот разговор. Толку от него сейчас не много», – в ответ на это Владян униженно и оскорбленно потупил голову вниз.

«Бродяга, нашли его. Я сейчас заеду за тобой, я тут уже не далеко», – раздался голос Владяна в телефонную трубку.

Его голос отнюдь не развеял остатки дремы, в которой я находился. Я ничего не стал отвечать, просто положил трубку. С момента нашей поездки прошло два с лишнем месяца. Мы искали Никиту, разъезжая по области, возрождая старые связи и создавая новые. Но в какой-то момент я заехал к дядьке, как мне тогда казалось на пару дней, но меня поглотило какое-то непонятное состояние. Три бессонные ночи давали о себе знать. Бессонница и постоянно сменяющиеся кошмары, разговоры с самим собой не давали мне покоя ни ночью не днём, нервы так подавно уже давно начали сдавать. А это все было совсем не к добру. Когда нервы сдают человек становиться непредсказуемый, нервный. С уверенностью могу сказать, что я как раз из тех людей, которые очень долго закипают, но когда вулкан взрывается, то под горячую руку попадают все без разбора.

«Бл… ть! Пристрелите меня кто-нибудь!», – истошно проорал я на всю комнату, будто меня в этот момент кто-то ножом резал.

Продолжая сидеть в кресле, в котором уснул только под утро и проспав только полтора часа, я взял лежащую на столе пачку Мальборо и трясущимися руками стал доставать желанную сигарету. Х…й его знает почему они у меня тряслись: когда переживаю о чем-то, то трясутся, если все нормально, то нет. Странная она эта трясучка, я бы даже сказал предательская, – когда я убивал или резал людей они не тряслись. А вот когда на душе ху..во, они предательски трясутся. Стеклянным взглядом смотрел я на самого себя, отражающегося в зеркале расположенного на задней стенке шифоньера, в котором по идее должен был стаять чайный сервиз: чашки блюдца и прочие милые прелести домашних, уютных семейных посиделок. Но их там отродясь никогда не было. Там вообще ничего не было. Мой дядька жёстко сказал тете, что мещанства в его доме не будет. Не… р пить из старых, вонючих, потертых чашек и кружек, когда в шифоньере, который год, простаивают без дела нормальные. Я смотрел и смотрел на своё отражение, все глубже всматриваясь в болезненный цвет лица, в рубцы от старых и новых шрамов, в странные красные пятна от сыпи, которыми уже успело покрыться почти все мое тело, в чёрные круги под глазами от бессонных ночей. И в отражении с видел измученного и больного загнанного в угол монстра, которому волею судьбы приходится каждый день засовывать в задницу чувство доброты, жалости и сострадания к окружающим людям, взамен выпячивая всему миру жестокость, беспринципность и агрессию, для того чтобы бороться за место под солнцем. Чудовище в отражении, будучи в столь юном возрасте, уже успело нарушить почти все смертные грехи и в моей жизни пути искупления нет и никогда не будет. Всё глубже и глубже я тону в озере жестокости, при этом не ожидая, что на его дне меня ждёт спасательный круг искупления, который вытащит меня на поверхность и все грехи будут отпущены и прегрешения смыты. Облокотившись на спинку, я кое-как встал с кресла и потушил очередную сигарету. Курить доводиться редко и только тогда, когда совсем хреново на душе. Но последнюю неделю руки не выпускали пачку сигарет. Пачка за пачкой, пачка за пачкой. Блуждая в лабиринтах сигаретного дыма, меня мучали вопросы: в кого же я превращаюсь или может быть уже превратился и есть ли возможность изменить свою предначертанную судьбу? Я ещё молод, а у руки, которые по локоть в крови уже никогда не отмыть. Я безжалостное чудовище, чертов мясник, убийца, вор, бандит, основатель одной из самых дерзких, сплочённых и кровожадных группировок нашей области со времён девяностых. А теперь ко всем этим титулам добавляется ещё и психопат. Эти вопросы не давали мне покоя ни ночью ни днём. И это ещё больше сводило меня с ума. И вся проблема в том, что внутри меня уже был ответ на этот вопрос, просто его принятие требовало не малого количества времени. А ответ был очень простой: мне суждено воровать, грабить, убивать. И никак иначе. Кто-то рождается для того чтобы сделать какое-то научное открытие, кто-то для написания шедевра на холсте. А кто-то, как я, просто пытается выжить в жестоком мире, и для этого ему нужно быть ещё жёстче, чем сам мир. Чтобы остаться на плаву, мне нужно было стать сильнее. А для этого мне требовалось избавиться ото всех эмоций – только жестокий холодный расчёт. Нужно ещё жёстче драться, ещё жестче прессовать, ещё жёстче добиваться своего места под солнцем. Да, именно так и на полное принятие этой поганой и ненавистной судьбы нужно время.