Распахнувшиеся двери заставили всех мужчин настороженно обернуться – вошел запыхавшийся гонец Микула, которого Семен направил в Москву для того, чтобы перед побегом узнать последние известия.
– Вчера ночью арестован был Михаил Глинский… В измене обвиняют…
Мужчины зароптали, стали возмущаться. Это была последняя капля – Елена и Телепнев под себя забирают всю власть!
«Что же братья просто смотрят на это? Ничего, трусы, я сам свергну их… руками короля Сигизмунда!» – подумалось тут же Семену, и, поднявшись, скомандовал твердо:
– Пора!
Он надел поверх кольчуги вотол, голову укрыл капюшоном. Его примеру последовали дети боярские и Ляцкий со своим сыном. Перед тем как затушить лампаду у образа, посмотрел на строгое, будто осуждающее, лицо Христа и, не в силах выдержать его взгляда, пусть даже изображенного на доске, торопливо задул огонек, и глаза Спасителя, пронзавшие князя до самого нутра, исчезли в темноте…
Просыпаясь среди ночи, маленький Иоанн уже привык слышать из соседних мамкиных покоев странные звуки – сдавленный женский стон и шумное, частое мужское сопение. Еще ничего не понимая, но уже смущаясь этого, мальчик спешил снова уснуть…
Все чаще Телепнев ночевал у Елены. Будучи редкие минуты наедине, они говорили о многом. Длинные рыжие кудри Елены рассыпаны на подушках, в глазах ее блистало само счастье. Телепнев, приподнявшись и опершись на локоть, лежал рядом, любуясь очертаниями любимого лица, укрытого ласковой темнотой.
– Ты ведь помнишь меня на своей свадьбе, Елена? – спрашивал Телепнев с улыбкой. Елена взяла его руку и поднесла к своим губам.
– Как не помнить? С того самого дня, когда увидела я твои ясные очи, эти губы…Ты пленил меня…Но что я могла сделать?
В это время в покоях Елены не было места разговорам о государственных делах. Ночью любовники отдыхали от этого бремени. Казалось, не было этих пугающих утренних известий о побеге Семена Бельского и окольничего Ляцкого в Литву, не было гневных речей в сторону семейства Бельских, не было напряженных размышлений с Телепневым с глазу на глаз о том, как поступить с братьями беглеца. Он, конечно, советовал бросить в темницу обоих, но Елена сделала по-своему – велела арестовать Ивана, среднего брата, а Дмитрия, оставив в прежнем положении при дворе, отправила на южные границы, «боронить их от татар». Так еще одна сильнейшая боярская семья была отстранена от управления государством. По сути это означало то, что Елена и Телепнев окончательно захватили власть. Остался, по их мнению, единственный опасный противник – старицкий князь Андрей.
Но сейчас об этом не хотелось думать и говорить…
– Ты бы смогла убежать вместе со мной, если б Василий был бы жив? Убежать из Московии, – спрашивал Телепнев, подавшись к любимой. Елена пронзительно взглянула на нависшую над ней тень и отрицательно покачала головой:
– Я бы не бросила своего супруга и не стала бы позорить свою семью. К тому же я – мать великого князя Московского.
Телепнев с тоской огляделся, задумавшись. Он ревновал ее к покойному великому князю, ревновал, что, пока Василий был жив, Елена не подпускала Телепнева к себе. Останься Василий живым, не заполучил бы ее Телепнев никогда! Ревновал жутко не только к мужчинам, порой даже к самой власти.
– Эх, почему наша жизнь не иная! Лучше бы не знал тебя вовсе! Не терзалось бы так сердце мое в твоих руках. Я больше, чем кого-либо, люблю тебя, Елена! Но ты государыня и мать государя. Не будет того счастья, о котором я так часто думаю!
