«Кровью, сердцем и умом…». Сергей Есенин: поэт и женщины - страница 57

«Вечер 3 мая 1939 г., Заречье.

Осуществление идей часто бывает их искажением. Происходит это по вине осуществителей. Грубость и нечистоплотность человеческих рук уродует самые прекрасные вещи. Недостаточно утвердить идею в сознании. Чтобы воплотить ее в жизни, не изуродовав, надо, чтобы она вошла в плоть и кровь носителя и воплотителя своего, стала первопричиной его поступков и двигателем. Почему идеи христианства вели человечество в течение многих столетий? Потому, что идеи любви претворены были в жизнь Христом, и Его крестная смерть стала для людей жизненным символом жертвенной любви. Если бы Христос только проповедовал, не утвердив учения крестными своими муками, – разве идеи христианства были бы так понятны и дороги людям?»

Здесь мы наблюдаем жесткое понимание происходящего и возможность назвать вещи своими именами. Это позволяет поэту глядеть на происходящее из вечности.

Книга Крандиевской «В осаде» (о блокадном Ленинграде) – книга о бесстраши души. Это главная тема лирики Крандиевской, начиная с 1910-х годов. Но к личному прибавилось народное, и личное стало народным.

Никто из советских поэтов не написал таких строк:

Автор замечательного исследования о поэзии Крандиевской Андрей Чернов отмечает: «Пушкин, ссылаясь на Дельвига, повторял: чем далее к небу, тем холодней. Но космическая, астральная и посмертная тема Крандиевской так наполнена двадцатым, если не сказать двадцать первым, веком, что возникает небывалый синтез средневекового византийца Паламы с Эйнштейном, а еще с Тютчевым и чем-то своим: она живет не просто в разомкнутой вселенной, она живет в мире, где первотолчок начала мира одушевлен, связан с собственным рождением. Через музыку, через сон, через реалии двадцатого столетия она находила одушевленную, одухотворенную смыслом явь видимой и невидимой вселенной:

Этот сонет, посвященный памяти Скрябина, писался без малого полвека: восемь строк в 1916 году (первая и третья строфы), остальное – в 1955-м. О том же и в других стихах 1910-х годов:

Такого не написали ни Державин, ни Пушкин, ни Тютчев. Это о смерти как о посмертном рождении.

Средневековое, древнее и новейшее научное оказались соединены женщиной, не только не окончившей гимназии, но, как утверждает ее сын Никита Алексеевич, до конца дней не научившейся определять время по циферблату часов. Говоря словами Пастернака, вот уж действительно «заложник вечности в плену у времени»…

Да, Скрябин и Рерих в те же годы чувствовали и пытались понять те же закономерности мироздания, а Эйнштейн и Фридман (геофизик и математик, один из создателей современной теории турбулентности и динамической метеорологии, математически показал, что наша Вселенная расширяется) – описать математическую, физическую природу этих закономерностей. Но только Крандиевская сумела одушевить открывающуюся людям рубежа столетий космогонию и тем защититься от ужаса грядущих катастроф и итога «урановых открытий». Лишь постигнув такой масштаб боли и связи, она могла пережить частную катастрофу России, войну и блокаду. Истинного знания о природе вещей поэт ВСУЕ не выдает…». (Андрей Чернов. Утаённый подвиг Натальи Крандиевской // Наталья Крандиевская. Грозовый венок. – СПб. – 1992).